© Станислав Сметана, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Этим цветом горят окна на двадцать шестом этаже дома во Втором Сетуньском проезде. Этот этаж не видно с земли, его нет в градостроительных документах, но красный цвет именно оттуда родом. Кажется, что Цвет исходит не от самих окон, а от штор за окнами. На самом деле, шторы здесь ни при чем. Цвет идет от четырёх красных абажуров напольных ламп, стоящих по периметру комнаты.
Красный мир. Здесь сконцентрирован уют. Но пол, покрытый ворсом, холоден. По нему гуляют сквозняки. Всё из-за незапертой двери на лестничную клетку. Всё из-за письма, которое не отправлено. Красный мир нам пока разрешено видеть только снаружи, но именно снаружи он настоящий и красивый. Если мы попытаемся разгадывать его, он уведёт нас по ложным адресам. Он уведёт нас сперва к дому-призраку на востоке Москвы, а затем к оврагу, заканчивающемуся озером, на севере. Не нужно знать, почему он такой, когда можно принять его таким, как есть, и насладиться им. Это наслаждение безмолвия, но со звуками. Человек, живущий в красном свете, говорит мало. Этот человек пытается делать добро, но приносит лишь несчастья.
Иногда из открытой форточки слышна фортепианная музыка, грустная музыка. Но нам не хватает терпения дослушать её. Мы смотрим вниз на звёзды. И падаем туда вскоре. Но не разбиваемся. В красном мире смерти нет. Есть ли жизнь – из-за штор снаружи невозможно ничего разглядеть. Но там что-то происходит, ведь кто-то уже открыл дверь на лестничную клетку, опрокинув керосинку. На столе разложены фотографии. На фотографиях солнце висит низко-низко над горизонтом – рассвет? Закат?
Сложно вспомнить, когда именно это началось. С чего именно. Наверное, это был ноябрь, ноябрь прошлого года. Он выдался на удивление тёплым, как и вся осень, кое-где ещё золотилась листва, туманы по утрам и всё, что обычно вводит в состояние отрешённого московского транса. Наверное, именно тогда начались плохие времена. Они начались в моей голове, в первую очередь, и теперь очевидно, что выхода уже не стало, что эти процессы необратимы. Это было начало воплощения в старый заржавелый хлам, который проще списать, чем реанимировать.
Это осознание конца своего мира пришло так внезапно и стало новой захватившей меня идеей. Медитативное, гипнотическое обаяние упадка и тлена, завершившего мою бестриумфальную жизнь. Жизнь, состоявшую на восемьдесят процентов из интереса к жизни, как человек в молодости состоит на восемьдесят процентов из воды. Знаете, что такое старость? Утрата влажности. Воды становится семьдесят процентов – и это необратимо превращает тебя в человеческую ветошь. Что-то ушло. Что-то совсем незначительное. С тех пор мне стало безразлично, что будет, и я осознал, что скоро завершу своё земное пребывание. Не стало радости, которую я обычно проецировал, не стало желания менять обстоятельства, которые пришли ко мне в гости безлимитными квартирантами, которые не спрашивали моего разрешения, и стали двигать мебель моей жизненной структуры и ценностей, как им заблагорассудилось.
