Юджин бежала прочь от ненавистного Сулима, преследуемая десятком всадников. Ей не верилось, что столь долго планируемый побег мог провалиться.
Прирученная птица вынесла ее за пределы крепости и бежала за ней какое то время, выгибая шею и жалобно вскрикивая. Но, привыкшая к крепости, не смогла ее покинуть и, остановившись, продолжала звать ласковую хозяйку, неизвестно почему бросившую ее на произвол судьбы.
* * *
А теперь она, сжавшись под облезлым кустом, слушала, как он звал ее. Ноги отказывались ей служить. Надо хоть немного отдохнуть. Спрятаться и отдохнуть.
– Ты же теперь понесешь от меня! – доносилось до Юджин, – Как ты будешь растить дитя одна? Я дам тебе все! Иди же, иди же ко мне!
«Не дождешься!» – мысленно рявкнула девушка, из рассказов старших подруг знающая многие нюансы, позволяющие судить о том, что материнством тут пока и не пахнет. «Когда же ему надоест? Ну не хочу я всю жизнь провести в этом Сулиме. Мне надо домой. Там отец. Что с ним? В прошлый раз его хватил удар. А если теперь он… нет. Только не это. Надо что-то делать!» Топот конных был все ближе. Юджин до смерти захотелось стать тем самым кустом, за которым она пряталась, что бы прошли мимо, не заметили.
Юджин почувствовала знакомое ощущение, почти такое же, как перед тем, когда из нее впервые показалась лапка. В глазах потемнело, и мир мгновенно переменился. Девушка стала острее воспринимать солнечный свет, падающий на нее и внезапно поняла, что в земле, оказывается столько вкусного! Тело словно стало легче. Юджин раскинула руки, на которых уже начали проступать листочки. Подставила солнцу изменившееся до неузнаваемости лицо и тихонько запела. А еще какое-то время спустя, рядом с невзрачным горным алдонным кустом, появился еще один. Молодой, пушистый. На гибких, упругих ветках, мотались на ветру остатки разодранного шипами платья Ланы Сарост.
Оберли несколько раз останавливал взгляд на непривычно сочном и зеленом алдонном кусте, росшем вдоль дороги. Он разительно отличался от остальных, чахлых и пыльных. Но мысли его были заняты другим. Отец отстранил его от судейства за спасение Юджин. Оберли автоматически лишался всех присущих ему привилегий – права голоса, возможности выбора и доступа к казне, который ранее ему был открыт. А теперь, когда Юджин сбежала, ему грозило обвинение в измене. Это означало конец карьеры.
Конец жизни обеспеченного человека. Отец не простит. Юджин забрала у него все. Все, что у него было – отца, положение в обществе, доверие близких и … сердце. Это чертово сердце, которое нестерпимо орало и ныло, грозясь разорвать сковывающую его грудную клетку. Зачем я ее встретил?
