Маленькая девчушка семи лет брела по людным улицам Бронхейма в ободранных башмачках, стаптывая пятки о деревянную подошву, и в грязной одежонке, которая когда-то давно пахла свежестью и цветами. Волосы её были всклокочены в воронье гнездо, глаза припухли от постоянных рыданий. На щеке красовался синяк от недавней оплеухи бакалейщика. «Ибо неча околачиваться возле лавки», – разорялся мужик в кожаном фартуке. За просмотр, по его словам, тоже денег уплатить надобно.
А ноги девчушки неизменно вели её к лавкам, источающим ароматные запахи.
«Надо бы накормить братца, иначе он умрет с голоду», – в очередной раз в уме повторила она, разглядывая толпу, выискивая сердобольных.
– Люди добрые, – своим тоненьким голоском затянула она просьбу о милостыне, – нижайше прошу вас, помогите куском хлеба или медяком каким завалящим. Молю, братец погибнет с голоду. Не проходите мимо чужой беды, нижайше прошу вас.
Не выдержав скулежа, одна прохожая достала из мешка лепёшку и всучила её попрошайке со словами:
– Несносная ты девка, держи и проваливай!
– Зачем ты ей дала? – спросила у женщины Трайта, хозяйка лавки пряностей, крича на всю улицу. Из-за отсутствия клиентуры она вынесла на улицу табурет, села и принялась драть глотку на потеху публике.
– А что такого? – удивилась женщина средних лет с узкой верхней губой. Её близко посаженные карие глаза проследили за девчушкой, улепетывающей по каменной брусчатке. Скулёжница резво лавировала в толпе прохожих-покупателей, бредущих от лавки к лавке.
– Да это ж Ханка, местная попрошайка. Она эту лепешку потащит к своему братцу. Вот только умер он, как и вся её семейка, уже неделю как.
– А от чего почил-то? – втянулся в разговор соседний лавочник, выходя наружу и пристраивая свои уши поближе к знаменитой сплетнице. Толпа, не сильно избалованная представлениями, тотчас превратилась в один сплошной слух. Барышни, стоявшие у витрины магазина сладостей, отдавая дань этикету, делали вид, будто не слушали, остальные прохожие образовали полукруг возле рассказчицы, ожидая подробностей.
– Поговаривают, что от чумянки, – сказала торговка, зачем-то обмахиваясь веером, поскольку прохладная погода к жаре не располагала. Выждав положенное количество охов и вздохов, она загадочно добавила: – А я вот думаю, что от голода.
– Дык почему ж от голода, знаю я их, у них семья была работящая, – недоверчиво бросил один лавочник, выражая всеобщее мнение.
– А ты внимай и не перебивай! – воскликнула дородная женщина, кидая укоризненный взгляд на своего почётного слушателя. – Две недели назад их мать слегла с хворью. Штатный лекарь, тот который мастер Выртез, распознал в симптомах чумянку и раструбил об этом на всю округу. Так их дом и заколотили на недельку-другую досками, наказав не высовываться.
