Подойдя к нашей полуземлянке, поросшей на крыше плотным ковром травы, распахнул привычно дверь нашей халупы, я шагнул в её сумрак. И тут же раздался отчаянный визг моей матери. Такого я от неё не ожидал! Она словно прыткая козочка с места взлетела на стол, схватилась за подстропилину крыши, мгновенно подтянулась, забросив обе ноги на неё, наглухо прилипнув всем телом к бревну.
– Беги, сын!!! Беги! – Верезжала она не своим голосом.
Я встревоженно огляделся кругом. Но ничего страшного и угрожающего не заметил.
– Мать в чём дело? Чего стряслось? – Ошарашено вылупился на неё.
– За тобой круд! Беги-и-и!
– А этот, – обернувшись погладил зверюгу, вошедшую вслед за мной. – У нас молоко с утра ещё осталась?
– Та-ам… – заикаясь кивнула подбородком в холодный угол.
Спокойно сбросив с плеча лук и отстегнув колчан, аккуратно повесил на положенное место. Снял с пояса добычу, пару тупоносых лёток и пушистого длинноуха, определив её в ушат у печи. Достал с полки здоровенную миску, выудил из холодной ямки крынку и всё содержимое вылил в эту посудину. Вернулся к порогу и поставил на землянистый, хорошо отполированный нашими ногами пол.
Круд, до этого тершийся о мои коленки, сразу мокнул усатую морду в молоко. Широкой лопатой розового языка за пять секунд, заставил блестеть донышко миски. Облизнув торчащие клыки, блаженно уркнув, потянулся и помотав толстенным шипастым хвостом прошагал под скамью у печи, свернулся там в клубок и с каким-то нежным бульканьем засопел.
– Ма, может тебе пора уже созреть, – хихикнул я, подходя к столу и подставляя вытянутые руки. – Или помочь? Стрясти?
– Ну, охальник! Ты кого в дом приволок! – Не разжимала она обхвата спасительного бревна. – Тыльд бестолковый! Каку беду за собой притащил?
– Каку? – улыбка не сходила с моего лица.
– Таку, что теперь за десять верст никого не встретишь, если прознают, что этот тут объявился.
– Да ладно тебе паниковать, – пришлось подниматься на скамью и попытаться оторвать мать от спасительного сучкастого потрескавшегося ствола. – Давай отцепляйся, поддержу. Садись рассказывай, что за бедствие такое в жилище наше привёл. – Оглянулся на мирно сопящего и вполне симпатичного круда. – По-моему, совсем безобидная тварь. Сама за мной утямилась, охоте помогла и ластится постоянно. За хозяина меня видно приняла. К тому же совсем не ужасное, как все другие в округе.
– Ох беда, сын! Беда, – слёзы ручейками побежали к её ушам.
