Кричащая красота Елеониры, жены Михаила Морфа, вызывала естественную и двусмысленную озабоченность. Возбуждение. Зависть. Казалось, что с ним дружат ради общения с нею. Казалось, что ему отведена участь рогоносца. Казалось многое, на что также легко навесить ярлык.
Когда в Метрональдсе появился маньяк, вылавливающий в парке им. В. В. Лолиты привлекательных девушек, многие стали шушукаться. Звонок Михаилу был непримечателен. Он по-прежнему остался бледен, но сбросил трубку. Достал сим-карту и положил ее в карман. И впервые у него появилась просьба ко мне, молчаливая, робкая, мягкая, как фамилия его матери – Мышкиной Марии.
Знаете такую игру, когда по внешности человека определяешь, чем он занимается и кто он такой? Или игра в эмоции. Мы с Михаилом Морфом условно угадывали мысли друг друга, и потом их озвучивали. Например, по его грязной посуде и различным пустым банкам и пакетам полуфабрикатов, я ему разъяснял, почему он не умеет и не любит готовить, хоть мог съесть галон борща за один присест.
Учитывая, что я с гаджетами как с дальними родственниками, и все навигации у меня встроены благодаря тому же Михаилу, я, очень любопытный до его характера и мышления, отдал ему свой смартфон «Годунов» без промедления. Были, конечно, и скрытые мотивы – я вошел в ту зависимость, которая уже утратила грань между мной и я, и так далее. Я уже писал, редактировал, извещал, оповещал только по этому устройству. Так висели «Победители», «Государево клеймо» и «Подобие Герострата». С говорящими именами я только-только стал работать. Фамилии Колчак, Брусилов, тот же Даль, Дойл, Годунов уже вертелись в моей голове вокруг призрачных и туманных идей. Хотя мне явно нужен был либо большой экран, либо небольшой блокнот, либо длительный сон, либо еще что-то. Таких «либо» у меня каждый день по пачке сигарет «Графиня Марго». Теперь же немного сосредоточиться на заботах Михаила Морфа, на друге, а он знал достаточно секретов обо мне, чтобы мы назывались друзьями, мне не помешало. Тем более, что тут развитие было из ряда вон выходящее даже в пределах воображения, даже в пределах того, чему нас учат.
После он отключил компьютер. Позвонил матери. Четко, тут он был явным тираном, дал ей инструкции, что делать. Я не решался ни вмешиваться, ни задавать вопросов вслух. Он знал, что я случайный свидетель, которых обычно убирают, как обычно показывают в остросюжетных детективах и новостях. Он также знал, что, не имея возможности реализовать свои теории в жизни, я использую жизненные истории моих знакомых, приятелей, товарищей, любую публичную и пабличную информацию. Грубо говоря, идею можно высосать из пальца. Писатели ведь как вирус. Им бы только сочинять. Собственно, я давно это ему сказал.
