Всю свою жизнь он знал, что он – избранный. С самого раннего детства, как только начал осознавать себя, он чувствовал, что весь мир существует только для него и ради него. Не станет его – мир вокруг исчезнет. Всё, что было до него или происходило где‑то вне поля зрения, было несущественно и неважно. Ветер, ночное звёздное небо, закаты, восходы, снег, дождь – все явления природы и всё, что происходило вокруг, имело одно назначение: показать себя только для него одного. Как только он закрывал глаза, всё вокруг замирало и останавливалось, погружаясь в сон, в котором ровным и далёким гулом звучало эхо биения его сердца.
Он рос и постепенно обнаружил, что фокус внимания мира начал смещаться с него одного. Мир и огромные вещи, которые лежали в основе мира – такие как Время или Мама, – и которые он считал принадлежащими только ему одному, начинали ускользать, теряя его собственность и неприкосновенность. Всё происходило незаметно и исподволь. Поэтому в один прекрасный день, обнаружив, что мир ему не принадлежит, он даже не удивился этому.
К тому времени он сделался хозяином других вещей – более мелких, но, как ему казалось, более важных. Например, складного перочинного ножа с десятью разными лезвиями или знания, что внутри у него бежит кровь красного цвета и солёная на вкус, если нечаянно порезать палец. При этом он всё равно оставался избранным, ради которого продолжали твориться другие чудеса мира – правда, теперь не принадлежавшего ему безраздельно.
Особенность эта теперь заключалась в оценке, которую давали ему окружавшие его люди. Мать, которая говорила, что он «особенный» и непохожий на других детей; учителя, видевшие в нём таланты; сверстники, относившиеся к нему как‑то по‑другому, «особенно». Возможно, со стороны это выглядело как совсем не равноценный обмен – словно европеец выменял у туземца золотой слиток на сверкающие бусы из стекла и пригоршню медных пуговиц. Но сам он не чувствовал себя обманутым.
