В 1914 молодой, но уже перспективный математик Николай Николаевич Лузин вернулся из Гёттингена в Москву и начал руководить семинаром по теории рядов. В 1915 году они занимались функциональными, а в 1916 году – ортогональными рядами.
А потом наступил 1917 год. В этот памятный год произошло важнейшее событие, которое повлияло на всю дальнейшую жизнь участников семинара: они стали заниматься тригонометрическими рядами!
К 1924 они продвинулись в своих исследованиях настолько далеко, что Лузина вызвали в ОГПУ.
Дождь барабанил по крыше зданий на Лубянке, словно пытался выстучать шифр. В окнах горел жёлтый свет газовых рожков, отражаясь в лужах на брусчатке. Профессор Лузин, поправляя очки, шагнул под мрачные своды особого отдела. Его сопровождал молчаливый охранник с лицом, словно высеченным из гранита.
Кабинет контрразведчика напоминал каюту подводного корабля: стены, обитые тёмным деревом, массивный письменный стол с латунными инкрустациями, на столе – паровой калькулятор, тихо шипящий, словно змея. За столом сидел человек в кожаном пальто, с глазами холоднее балтийского льда.
– Товарищ Лузин, – произнёс он, не поднимаясь. Голос был ровным, как лезвие. – Вы знаете, почему вас вызвали?
Лузин опустился в кресло, ощущая, как пружины скрипят под ним, будто предупреждая: "Не доверяй".
– Если бы знал, вы бы у меня не спрашивали, – ответил Лузин, стараясь сохранить спокойствие.
Чекист усмехнулся, как будто оценил остроту его ума.
– "Чёрные Топологи", – произнёс чекист, отчеканивая каждое слово. – Вам знаком этот термин?
– Это какой-то новомодный парижский джаз-бэнд?
– Это группа французских учёных. Их цель – остановить, а при возможности и отменить революцию.
Лузин нахмурился.
– Математики редко бывают опасны, – заметил он, – Последний, кто устроил переворот, был упёртый монархист Коши, и то – лишь в теории функций.
– А как же Эварист Галуа?
– Эварист Галуа всё-таки умер раньше.
Чекист медленно выдохнул сигаретный дым.
– Мы уважаем вклад товарища Галуа в подготовку мировой революции, – произнёс он, – Но советская наука пока не выяснила, как приспособить его идеи для строительства социализма.
– Это действительно непростая задача, – согласился Лузин, – Галуа, конечно, полностью изменил математику своими двумя краткими статьями и письмом, которое написал в ночь перед дуэлью. Он продвинул её вперёд, но, так сказать, оторвал от народа. После того, как методы Галуа были освоены, передовые математические труды стали совершенно непостижимы для человека без специального образования.
– Приятно, что вы понимаете политическое значение групп Галуа и теорем Коши. Если вас это волнует – мы готовы простить их политическую незрелость и мелкобуржуазные научные интересы. А вот Чёрные Топологи – другое дело. По нашей информации, они собираются воздействовать на определённые потоки эфира, чтобы переписать саму реальность пространства-времени. Они даже не пытаются оправдаться, что якобы занимаются чистой наукой. Они не скрывают, что их наука – грязная!
