I
Холод погасил яркие огни листьев клёнов. В доме правителя провинции Сануки расторопные слуги уже оклеили перегородки новой бумагой и постелили свежие циновки. Семь приятных лицом нестарых дам в широких шелковых светло-коричневых накидках на зеленой подкладке (сочетание называлось «хризантема») и с огромными рукавами сидели у тонкой, но крепкой деревянной колонны. Чёрные волосы красавиц спускались до пола и то прятались в складках длинных одежд, то выныривали к свету будто в полсилы сиявшему солнцу. Жена правителя провинции Сануки устроилась поодаль, и сосуд с песком и углями – «хибати» – касался одного из жёлтых в зелёную клетку рукавов на подкладке цвета молодой травы. Наряд в цветах «девичья краса» шёл госпоже, сидевшей перед бамбуковыми занавесями, обшитыми по краям шёлком, но ни платье и волосы, ни густо набелённое лицо с круглыми щеками, маленьким носом и тонкими линиями бровей не мог увидеть гость – брат мужа. Зная о скором намерении деверя уехать, Каэдэ1 негромко, но горько сетовала:
– Как вы жестоки! Вы дольше добирались из столицы, чем прожили под крышей нашего дома после стольких лет разлуки!
– Ваши упреки вдвойне горько слушать, ведь они несправедливы! – ответил юноша, который был заметно моложе собеседницы. – Я ведь отправился в Сануки только потому, что отчаялся найти в Ямасиро свою невесту! Ещё до болезни я объездил всю эту провинцию – не один, ведь даже государь не остался безучастным к нашему горю. Из столицы пропала дочь знатного человека! Из усадьбы на четвёртой линии на восточном берегу реки Тэндзин!
– Ни к чему вспоминать – вам станет худо, – испугалась Каэдэ.
– Мне уже три раза так худо было. Сначала – когда узнал о пропаже Каийо2. Потом – когда последнее её письмо от слез моих размокло и развалилось. В последний раз – после того, как даже родители моей госпожи надели серое платье скорби по ушедшей, поверив, что порядочная дочь обманула служанок и дам, одна выбралась из дома на улицу и прыгнула в реку!
– Как Укифунэ…
– А я считал часть «Повести о Гэндзи» с этой девушкой небылицей.
– Укифунэ оказалась живой, её нашли добрые люди.
– Вот брат и посоветовал мне вместо монашеского пострига отправиться на поиски. Каийо может быть здесь, или в Оми, или в Садо, или в Муцу!
– Так далеко!
– Вот и не просите меня задержаться. Брат помог собрать список странных случаев появления на острове Сикоку женщин, другим жителям незнакомых. Не только в Сануки, госпожа – тут и из Иё, из Ава, из Тоса…
За занавеской раздался вздох столь сильный и тоскливый, что гость услышал шелест одежд поспешивших на помощь хозяйке дам. Каэдэ заплакала. Перегородка отодвинулась, и одна из прежде подобных статуям женщин велела служанке, ждавшей в другой комнате, принести воду для умывания. Где-то настойчивый голос поучал подругу: «Я убрала новые благовония в сундук в нашей спальне. Тот, что в углу. Под оранжевый шёлк. Беги скорее!»
