Зима в Приладожском вжала посёлок в землю. Снега по самые крыши домов, мороз такой, что дышать больно. Улицы пустые, только позёмка перегоняет сугробы с места на место. Небо серое, низкое, как потолок в подвале.
Избы стоят почерневшие от времени, дым из труб стелется над крышами ленивой дымкой. Главное место – площадь с облезшим Памятником и магазин «Красное белое», где народ греется и треплется. От Ладоги дует такой ветер, что кости стынут.
В этом замёрзшем мире своя жизнь течёт. Со своими правилами, своими пацанами и своими тёмными делами. Ладога спит с одним открытым глазом.
От магазина "Красное Белое" через сугробы тянулась утоптанная тропа – местная артерия. По ней, кутаясь в куртку, шёл Артём Кузьма. Высокий, светловолосый, он шаркал ботинками по снегу, лицо скрыто воротником. Из кармана дымилась сигарета.
– Э, Тёма! – окликнул его из-за угла магазина Матвей. Толстый парень в пуховике, похожем на спальный мешок, улыбался во всё лицо. – Че молчишь, как партизан?
Артём достал изо рта сигарету, сплюнул в снег.
– Замёрз уже, блин. Дует, сука, с озера, будто ледяными иглами колет.
Матвей подошёл ближе, потирая руки в перчатках.
– Я к Степану собирался. Он там дров нарубил, говорит, чайку попьём. Пошли?
– А чё, Тяпа будет? – хмуро поинтересовался Артём.
– Будет, конечно. Он уже там, у Степана, на кухне греется.
В этот момент дверь магазина распахнулась с лязгом колокольчика. На крыльцо вышел Тимур Гроза. Худой, как щепка, в косухе нараспашку, несмотря на мороз. Длинные чёрные волосы лезли ему в глаза.
– А, пидоры замерзшие! – хрипло бросил он в сторону Артема и Матвея. – Топчитесь тут, как шлюхи на перроне.
Матвей только вздохнул, а Артём мотнул головой:
– Иди отсюда, Гроза. Не до тебя.
Тимур сплюнул между ними и пошёл своей дорогой, бормоча под нос что-то невнятное про "лохов". От него разило дешёвым портвешком и чем-то едким, химическим.
– Ну его нахуй, – буркнул Артём. – Идём к Степану. А то ща реально околеешь тут.
Они пошли по тропе, оставляя на снегу чёткие следы. За их спинами ветер с Ладоги завывал всё громче. Посёлок жил своей тихой, морозной жизнью. Но все чувствовали – эта тишина обманчива. Как тонкий лёд на озере.
За посёлком, за последними покосившимися заборами, открывалась Ладога. Настоящая, необъятная. Озеро сковало броней прозрачного льда, уходящего в белую мглу. Где-то у горизонта тёмной полосой виднелся противоположный берег – незримая граница их мира. Ветер гулял по ледяным просторам, взметая снежную пыль в призрачные вихри.
В стёклах отражалось бледное зимнее солнце. У подъездов копошились тёмные фигурки людей – кто-то тащил сумки из магазина, кто-то выгуливал собаку, кто-то просто стоял, куря в защищённом от ветра уголке.
