Дедок Вернон Макгроу сидел на рассохшемся крыльце заброшенной бензоколонки «Техасская звезда», гоняя во рту зубочистку, и размышлял о бессмертии. Не о том, что впаривают потные проповедники в воскресных шоу – с ангелами, похожими на стерильных медсестер, и облаками, мягкими, как задница младенца. А о нормальном, земном: проснуться в восемьдесят и не обоссаться. Ему было сто пять, и он считал это достижением. Не из-за генов – Макгроу помирали рано и грязно, обычно от цирроза или ножа в драке. А из-за колбасы.
Кровяной колбасы, если быть точным.
Над ним, на ржавой крыше, распластался внук Дуэйн с арбалетом Barnett Ghost 410 под боком. В руках он держал замусоленный порножурнал, липкий от жары и времени. Парню было двадцать восемь, но выглядел он так, будто только вчера перестал дергать девчонок за косички. «Хорошие гены», – бросал дедок любопытным. На самом деле – хорошая диета.
– Думаешь, сегодня кто-нибудь приползёт? – спросил Дуэйн, не отрывая взгляда от блондинки с сиськами, которые могли бы выиграть приз на ярмарке штата в категории «гигантские тыквы».
– Всегда приползают, – буркнул Вернон и сплюнул коричневую струю табачной жижи, которая шлепнулась в пыль, как дохлый жук.
Заброшенная заправка выглядела идеально для ночной охоты. Позади, словно сдохшие броненосцы, ржавели три трейлера. Их окна сочились тусклым желтым светом, а из динамиков доносилось пьяное кантри и смех, похожий на скрежет гравия. Внутри копошились люди. Живые, вонючие, с кровью, полной дешевого пива, никотина и отчаяния.
Макгроу собирали их раз в три месяца с улиц Хьюстона и Далласа. Бомжей, торчков, шлюх, списанных в тираж, – всех тех, по кому не заплачет даже собственная мать, если она, конечно, еще жива. Предлагали работу: собирать перец на ферме. Пятьдесят баксов в неделю налом, горячая жратва и крыша над головой. Никаких вопросов, никаких бумажек, никаких копов. И самогон. Фирменный самогон Дорис, такой ядреный, что мог бы завести трактор, простоявший в болоте лет двадцать.
Именно самогон был наживкой. Вернон давал каждому новичку граненый стакан мутной жидкости, пахнущей можжевельником и адским пламенем. Первый глоток выжигал глотку, второй согревал кишки, а после третьего эти бедолаги готовы были лететь на Марс голыми и сажать там репу. Дорис настаивала самогон на травах, которые собирала сама, плюс секретный ингредиент, о котором не говорила даже Вернону. Бомжи называли его "техасским молоком" и готовы были остаться здесь навсегда ради неограниченного доступа к этому пойлу.
