Фло всегда ненавидела серый цвет, хотя комнатная надзирательница утверждала, он самый безопасный, превращает любую девушку в неприметную мышку. По мнению воспитанницы, он, наоборот, привлекал внимание, делал объектом для насмешек, как и уродливый черный чепец. Фло даже не знала, что ненавидит больше: его или шершавое, колючее шерстяное платье. Безразмерное, оно висело мешком даже на фигуристых девушках. Все, чтобы не привлекать внимания, чтобы стать тенью.
Она попала в сиротский приют три года назад. Так уж получилось, что после смерти матери не осталось никого, кто согласился бы забрать юную Фло. Квартира съемная, денег четырнадцатилетней девушке взять неоткуда, вот и попала сюда, в царство серого.
Фло заправила кровать и привычным движением поправила занавеску в изголовье, прикрывавшую полочку с личными вещами. У нее они имелись, у многих девочек нет. Фло захватила из дома флакон маминых духов, расческу, открытки, которые каждый день рождения посылал ей отец… Если бы он был жив! Но, увы, отца не стало шесть лет назад – утонул в море. Капитан, обласканный властями и судьбой, он не пережил шторма и ушел ко дну вместе с кораблем – королевским клипером. Утешало одно – пенсия, но и ее не стало, когда умерла мать.
Девушка потянулась за гребнем и расчесала длинные русые волосы. Они чуть вились, мягкими волнами, словно повторяя линии тела, ниспадая до пояса.
Серый цвет… Фло усмехнулась. Она вряд ли станет незаметной с голубыми глазами и пухлыми, пусть и не яркими, губами. С внешностью Фло повезло, а вот со всем остальным…
Дребезжа, зазвонил противный колокольчик, во второй раз за сегодня. Он собирал девушек на молитву. Скорей бы уж совершеннолетие, тогда Фло сможет уйти. Куда, пока старалась не думать, найдется же место. Она получила неплохое образование, устроилась бы гувернанткой в хороший дом. Или отыскала боевых друзей отца, должны же у него остаться друзья. Они не бросят дочь товарища в беде.
Все девушки уже собрались в часовне, только Фло медлила. Она не любила и молитвы, и священника, который, по словам подруг, любил тискать молоденьких и пить вино. А еще он плевался и давал болючие подзатыльники тем, кто вертел головой на службе. Вряд ли его выбрала для служения Праматерь, но об этом лучше молчать, иначе угодишь в карцер.
Когда распахнулась дверь, Фло привычно замерла и вжала голову в плечи. Сейчас опять станут ругать. На нее, домашнюю девочку, никогда не кричали, зато в приюте она наслушалась сполна.
Еще месяц, подождать всего месяц, и Фло уйдет.
— Флорес Норгейл! – только надзирательница, да противный пристав называли ее полным именем.
