Женщина, ее звали Фрыалж511/2, все утро находилась в состоянии сильнейшего беспокойства. Конечно, она не могла этого скрыть и, видя ее тревогу, телевизор показывал незатейливые веселые фильмы, вот уже третий подряд – и все три без малейшего намека на трагедию. Погода, ветренная и пасмурная, громоздившая тяжелые тучи над большей частью города, была специально изменена в окрестности ее дома, и здесь светило нежаркое солнышко, порхали белые мотыльки, летали паутинки, стрекотали сверчки и кишело все прочее в том же духе. Фрыалж511/2 знала, что стоит ей выпить глоток газировки, как тревоги рассеются. Она с трудом сдерживала себя: в газировку, как впрочем, и в воду из под крана, уже намешали сильного успокоительного, а оно действует мягко и приятно. Так приятно, что стоит лишь немного привыкнуть – и все, ты уже не можешь отказаться от следующего глотка. Успокаивающее лекарство обязательно будет во всех продуктах, которые лежат в холодильнике или которые Фрыалж511/2 купит в магазине – она знала это и специально ничего не ела и не пила; сегодня она не хотела успокаиваться.
Ее муж, Фрыалж511/1, волновался тоже, хотя не так заметно. Повод для волнений был серьезным: их сын, которого в семье ласково называли «Дробь-третий», вскоре должен был вернуться с ежегодного тестирования. Уже дважды он получал красный жетон и, если это произойдет в третий раз, его заберут на перевоспитание. И мать больше никогда не увидит его.
Дробь-третий всегда был сложным ребенком: он заговорил только в шесть лет, когда все, кроме матери, уже потеряли надежду; да и после этого он говорил мало, любил сидеть, уставившись в стену и часто отвечал невпопад. Он закончил школу со средними успехами, не женился, не пошел работать, не завел свое хозяйство как это обычно делали порядочные граждане. Сейчас ему было тридцать три, но в сущности, он оставался таким же ребенком, как в три, шесть или девять. Он был очень молчалив и иногда казалось, что он снова потерял дар речи – он порой ничего не говорил неделями и только какая-нибудь настоятельная необходимость выдавливала из него несколько простых слов. Может быть из-за своего молчания он научился многое понимать без слов – его матери часто казалось, что он просто читает ее мысли. А иногда он говорил что-то такое, о чем можно было думать неделями и все равно не понять. Поэтому, когда он получил свой первый красный жетон, никто не удивился.
Оба они, отец и мать, были далеко не лучшими и не самыми сознательными гражданами города: достаточно сказать, что оба они имели розовые жетоны, а Фрыалж511/2 даже однажды получила красный, к счастью, очень давно, в возрасте всего лишь шести лет. Поэтому тридцать четыре года назад им разрешили завести только одного ребенка, как то и положено по шкале Миамо. Шкала Миамо состояла из двенадцати цветов и самыми благонадежными считались получившие фиолетовый жетон. Таким разрешалось иметь любое количество детей – многополодие даже поощрялось: за каждого рожденного младенца выплачивалась значительная сумма.
