Конан понял, что его ждут неприятности, едва только увидел девушку.
Да и что другое, кроме возможных проблем и осложнений могло бы ждать, когда ниоткуда, словно из-под земли, или из воздуха, перед тобой, буквально в двадцати шагах, возникает прелестная юная чаровница!
Такие подозрения и мысли пришли бы в голову, собственно, и любому нормальному человеку. А не только такому умудрённому многочисленными схватками, засадами, коварными нападениями, и опытом противодействия чёрному колдовству и коварным магам, воину, каким являлся варвар.
Поскольку Конан шёл через проклинаемую всеми дикую и безлюдную пустыню Нумиб, и кроме дюн и барханов кирпично-красного цвета тут ничего и никого, даже привычных кустов саксаула, верблюжьей колючки, и проворных ящериц и черепах не было, в душу и разум невольно закрадывалось не то, что подозрение, а железная уверенность: с ним снова пытается играть, заманивая, и отвлекая внимание, какой-то коварный чародей!
Шёл Конан уже третьи сутки, и несмотря на железное здоровье и выносливость, как у верблюда, страшно устал. Но он надеялся завтра к утру уже выйти к побережью моря Вилайет, поскольку твёрдо выдерживал курс на звезду Хусаин – повелительницу и покровительницу юго-западных земель. И народов.
Ну, во-всяком случае так утверждали легенды и верования племени Лузгаров. Того самого, от которого сейчас киммериец и спасался, твёрдо веря в то, что какими бы выносливыми, упрямыми, и злыми на него эти отменные следопыты ни были, догнать и отследить путь ещё более здорового, выносливого и упрямого авантюриста они не смогут.
Здешняя пустыня – она как вода. Едва человек прошёл где-то, как не затихающий ни на минуту жаркий ветер самум уже через десяток минут не оставит от его ног ни следа! С шелестом и подвыванием стерев все впадины, бугорки, и ямки.
От этого ветра слезятся глаза, трескается кожа, песок скрипит на зубах и мучает постоянная жажда. Но сейчас – он верный союзник Конана. Разозлившего, и, по их версии – смертельно оскорбившего своих новых знакомых. Тем, что нарушил какие-то там их священные заветы, и взял в руки – просто чтоб посмотреть! – какого-то чёрного и растрескавшегося от времени деревянного идола! А уж дерево-то Конан никогда не считал «сокровищем»!
И вот главный жрец, лично обнаруживший это вопиющее кощунство, войдя не вовремя в подземное капище, своим чертовски визгливым и противным голосом заорал, что за кощунство и святотатство проклятого чужестранца нужно немедля убить! Орал он и ещё что-то про обманутое доверие, но хорошо, что Конан догадался не мешкая ни мгновения, и раздавая щедрые тумаки пожелавшим было схватить его голыми руками, тут же прорваться к выходу, и уж там – задать дёру!
