Хотейск умирал.
Кирилл Левин знал это с той же несомненностью, с какой чувствовал ледяной укус декабрьского ветра на скулах. Город не рушился - нет, он методично, день за днём, выдыхался. Истекал тишиной. Не той благородной, звенящей тишиной горных вершин, а усталой, вязкой, похожей на осадок в старом чайнике. Тишиной выцветших желаний.
Он стоял в тени арки напротив Площади Последнего Звона, руки глубоко в карманах дорогого, но не кричащего пальто. Тридцать первое декабря, двадцать три ноль-ноль. До Нового года - час. До начала великого лицемерия - ещё меньше.
На площади кипел предпраздничный базар. Яркие ларьки с глинтвейном и шаурмой, мигающие гирлянды на ёлке, которая год от года казалась всё искусственнее. Смех, крики детей, запах жареного миндаля и выхлопных газов от старых «жигулей», пытавшихся просочиться сквозь толпу. Обычный людской муравейник, стремящийся забыться в ритуале. Никто не смотрел на центр площади - на старый колодец, обложенный грубым серым камнем. Для них он был просто достопримечательностью, поводом бросить монетку и загадать что-то вроде «чтобы сбылось».
Они не видели, как воздух над ним колыхался, словно над раскалённым асфальтом. Не слышали того, что слышал Кирилл: низкого, едва уловимого гула, похожего на работу огромного трансформатора где-то под землёй. Эфир Намерений. Сырая, неоформленная материя возможностей. В ночь на первое января он бурлил, как перегретый котёл, готовый взорваться от давления тысяч, десятков тысяч «хочу».
И у его края, как жалкий дирижёр перед оркестром титанов, стоял человек в сером казённом пальто.
Кирилл знал его. Сергей Петрович, инженер 2-го разряда Института Исполнения Желаний. Пять лет стажа, примерный сотрудник, дважды премирован за безаварийную работу. Он нервно поправлял очки и бормотал под нос пункты регламента, глядя на планшет. Светящийся интерфейс отбрасывал на его лицо призрачное синее сияние - единственный намёк на волшебство в этой процедуре.
Ритуал начался.
Сергей Петрович не делал широких пассов рук, не пел заклинаний. Он работал. Его пальцы быстро и чётко стучали по голографической клавиатуре. Он настраивал, перенаправлял, балансировал. Из колодца, невидимо для толпы, начали подниматься нити. Мириады тончайших, разноцветных струй - желаний. Одни - яркие и острые, как иглы (детские мечты о пони). Другие - тягучие, тёмно-бордовые (желания, отравленные завистью). Третьи - тусклые, серые, едва теплящиеся («чтобы хоть что-то изменилось»).
Инженер ловил их своей системой. Специальные резонаторы, спрятанные в каменной кладке колодца, улавливали каждую «ниточку», анализировали её эмоциональный состав, энергетический потенциал, конфликтность с другими желаниями. А затем начиналась обработка.
