В театре Монтен Блан ставили «Похищение Европы». Тому не было никаких особых причин — кроме, разве что, появления новой любовницы у короля. И поскольку госпожа де Монтеспан интересовала всех куда больше, чем судьба Европы, гонимой Зевсом, то и костюмы актёров куда более походили на платья, которые носили в Версале в этом году — разве что золото заменяла медь, а шелка — грубая бумазея. Последнее обстоятельство заметно снижало лоск, но других костюмов труппе Монтен Блан не удавалось достать уже давно.
Сборы были низкими, сколько Кенна помнила себя. Театр посещала публика не слишком благопристойная, и ругань и свист доносились из зала куда чаще, чем аплодисменты и крики на бис.
Кенна, которая играла в театре с одиннадцати лет, давно привыкла. Конечно, как и любая здесь, она мечтала о настоящих платьях из парчи, но Кенна умела наслаждаться тем, что имела.
Дочка шотландского стрелка, который, потеряв руку в бою за короля, утратил жалование и уже не сумел справиться с собой — спился до смерти, и Жаклен, никому не известной актрисы, которая умерла в нищете, когда Кенна была еще очень мала, она давно поняла, что жизнь — это колесо. И никогда не знаешь, какой стороной оно повернётся к тебе.
После смерти отца у матери её были любовники, дарившие ей фаворы* и шелка. Её приглашали играть даже в Версаль.
А потом она заболела оспой — и её изуродованное лицо потеряло спрос.
Пока Кенна была ребёнком, она по большей части только путалась у других актёров под ногами, но уже через некоторое время один из старших актеров Бертен заметил, что девочка куда больше похожа на мать, чем на отца. Лицо её, пока ещё детское, удалось небесам таким хорошеньким, что можно было в витрине выставлять — и брать деньги за одно только то, что люди смотрят на него.
Кенну стали ставить на входе в театр. Волосы её украшали лентами, а иногда и надевали на неё платье Мальвины — единственный костюм, подходивший ей по размеру. Кенна выкрикивала похвалы театру и рассыпала в воздухе конфетти, привлекая к себе внимание прохожих и бездельников, ошивавшихся кругом.
Не сказать, чтобы театр обогатился благодаря ей, но всё же зазывала имела спрос. В женском костюме или в мужском, маленькая хрупкая шотландка вызывала желание потрепать её за щёчку, а там уже и до входа в театр было недалеко.
Вскоре Бертен придумал новый приём. Кенна обрела брата-близнеца Кенина, который выходил просить конфет для больной сестры, а иногда — наоборот. И только побывав в театре, можно было увидеть очаровательное, больное таинственной болезнью дитя.