Последние дни, несмотря на отгремевшую Сангвиналлу, проходили, вроде, как обычно: писцов, кто еще не заработал на собственные комнаты в улье, в общих кельях будила на смену преподобная Лизет. Причем методы у нее были весьма стандартны: запустить с десяток херувимов, которые проносились вдоль четырехэтажных кроватей, громко читая литании. А кто не поднялся, того местные сестры рангом помладше могли спокойно ударить шоковой дубинкой. Для бодрости, так сказать.
Но что-то всё же изменилось. Что-то витало в воздухе. Лица священников поменялись: под внешней доброджелательностью и высокодуховностью они прятали беспокойство. От них оно передавалось другим, тем, кто не покидал своды храма Святой Паменьи.
Рейвен тоже чувствовала беспокойство, но, в основном, потому что уже второй день не могла связаться с братом. Не сказать, что дело это было необычное, Арбитрес всегда заняты, и чем старше они становились, тем Томас выше взбирался по карьерной лестнице, и тем реже он вспоминал о своей сестре, которой не повезло стать рядовым писцом в Экклезиархии.
А ведь у нее был дар в вычислениях, запоминании и общении в машинными духами. Она быстро находила подход к любому когитатору, знала многие литании и некоторые бинарные гимны Механикус наизусть. Её даже хотели взять в адепты. Но преподобная Мазьярмата решила, что её дети должны учиться в Схоле при храме Святой Пламеньни, где она и сама служила. И никакие Омниссии не должны касаться их разума.
Это было самым большим разочарованием в жизни Рейвен. Она, пятилетняя девочка, которой учителя восхищались за успехи в учебе и сулили большое будущее, которая уже загорелась идеей стать адептом машинного культа, попала в мир, который ни во что её не ставил. А мать, ко всему прочему, разболтала всем о жрецах Механикус, что хотели забрать её дочь. Это поставило крест на жизни Рейвен в Схоле.
И вот, получив высшие баллы по точным наукам, она совсем немного не добрала на дополнительных экзаменах, где нужно было наизусть цитировать сотни томов жития святых и их писания. Если с обычными литаниями у Рейвен проблем не было, всё-таки даже отец был человеком верующим, то вот чтение сочинений святых и о святых казались ей самым настоящим адом. Оттого она брала их в руки без особого энтузиазма, о чем, в принципе, не жалела. Разве что чуть-чуть.
Если в обычной схоле её бы с удовольствием отправили куда-нибудь на хорошую должность в Администратум, то вот храм с Рейвен не церемонился. Она предполагала, что повлияло и предвзятое отношение, и то, что в отличии от остальных предметов, религиозные у нее проседали. Да и мать наверняка вмешалась. Но факт остается фактом: ей дали предписание стать младшим писцом.
