Я был. Но у меня не было ни формы, ни границ. Я был бесконечностью в миниатюре, точкой, равной Вселенной. Моё «я» растворялось в великой, переплетённой Тьме, что пронизывала собой всё под лесной подстилкой. Это не была пустота. Это была жизнь, сжатая до состояния потенции, до тихого, ровного гула.
Мы звались Сетью. Мириады тончайших, белых нитей-гиф, сплетённых в единый, дышащий организм – мицелий. Мы оплетали корни векового дуба, чувствуя, как по ним пульсирует сладкий сок жизни; мы обнимали холодные валуны, оставленные древним ледником; мы переваривали тлен прошлой жизни – опавшие листья, трухлявую древесину, превращая смерть в новую возможность. Мы были памятью леса, его пищеварительной системой, его тайной коммуникационной сетью. Я был частью этого коллективного разума. Я помнил вкус сгоревшего тысячу лет назад молнией дерева и эхо шагов огромного зверя, чей вид уже стёрся из памяти мира.
Это был сон. Глубокий, без сновидений, длящийся целые сезоны. Мы спали, копались в вечном мраке, обменивались с деревьями сигналами бедствия или изобилия, пировали на мёртвой органике. И ждали.
Пробуждение пришло не с грохотом, а с шёпотом. Сначала это была едва уловимая перемена в электромагнитном поле почвы – предчувствие. Потом – гулкий удар далёкой капли о лист, за ним другая, третья. И вот уже над нами, сквозь толщу хвои и листвы, зазвучала музыка – ровный, нарастающий стук дождя. Он был не просто водой. Он был посланием.
Каждая капля, пробиваясь сквозь слои лесной подстилки, несла на себе отпечаток неба, запах озона, обещание перемен. Вода, холодная и живительная, начала просачиваться в нашу структуру. Это был зов, мелодия, которую нельзя было игнорировать. В её тембре звучали голоса: шелест крыльев стрекозы, проклюнувшейся из личинки; сладкий дух гниющей груши, упавшей с дикой яблони; тихий призыв корней дуба, которые ждали нашей помощи, чтобы вобрать в себя влагу.
И Сеть откликнулась единой волной возбуждения. По всем гифам, будто по нервным окончаниям, пробежал импульс: «Пора». Это был не приказ, а древний, непреложный закон бытия. И в одной из миллионов почек, скрытых в толще мицелия, это «пора» отозвалось громче всего. Этой почкой был я.
Пробуждение началось с тихого взрыва жизни внутри меня. Из состояния рассеянного сознания я стал сжиматься, концентрироваться. Из части целого я превращался в индивида. Мои клетки, напитанные влагой, начали делиться с невероятной скоростью. Я был уже не нитью, а крошечной, плотной булавкой, зародышем того, кем мне предстояло стать.
