На пятый день дождей, когда даже каменные стены дома впитывали влагу и начинали плакать солеными слезами, Лира нашла дверь.
Ей было семь лет, и ее мир состоял из трех вещей: серого неба над фабричным городом Дым, тихой, пахнущей лавандой и печалью тети Аглаи и бесконечных книг, которые та приносила с работы в Архиве Забытых Слов. Книги эти были странные – не с историями о принцессах или драконах, а с описанием погоды в городах, которых не было на картах, с рецептами тортов из снов, с чертежами механизмов, приводимых в движение шепотом. Лира не умела читать большинство слов, но буквы сами ложились в узоры в ее голове, рассказывая ей о запахах, звуках и вкусах забытых эпох.
А еще был четвертый элемент ее мира: Тишина. Не просто отсутствие звука, а живое, плотное существо, обитавшее в доме. Оно висело в воздухе между полками с книгами, притаилось в тени на лестнице, дышало за спиной, когда она задумывалась. Тишина была памятью дома о том, о чем нельзя было говорить. О родителях Лиры.
Тетя Аглая никогда не говорила о них. Ее ответом был взгляд, уходящий куда-то вглубь, за границу реальности, и легкое касание медальона на шее – холодного, похожего на серебряный глаз.
Дверь была в подвале, за грудой старых географических карт с меняющимися очертаниями материков. Лира не искала ее специально; она просто потянулась за укатившимся мотком ниток, карта съехала, и взору открылся участок стены, сложенный не из грубого заводского кирпича, а из темного, почти черного дерева. И в нем – дверь. Небольшая, без ручки, с поверхностью, гладкой, как поверхность пруда в безветренную ночь. В центре двери был вырезан символ: круг, пересеченный изломанной линией, похожей на молнию или на треснувшее зеркало.
Лира коснулась символа.
Дерево было теплым. Оно затрепетало под ее пальцами, как живое. Раздался тихий щелчок, и дверь отъехала в сторону, открыв не комнату, а… лестницу, уходившую вниз. Но не в сырую тьма подвала, а в мягкий, золотистый свет, пахнущий старыми страницами, пыльцой и чем-то острым, электрическим – как воздух перед грозой.
Девочка шагнула внутрь. Дверь бесшумно закрылась за ней.
Лестница, казалось, не имела конца. Стены здесь были сложены не из камня, а из спрессованных, покрытых позолотой книжных корешков. На некоторых мерцали названия: «Хроники Искаженного Эха», «Анатомия Тени», «Гимны Падающим Звездам». Воздух пел. Тихо, едва уловимо. Это было многоголосое пение, похожее на отголоски великого хора, разнесенные временем в пыль.
Лира спустилась в зал.
