Утро бодрило после короткого ночного дождя. Городские воробьи, плотно позавтракав у мусорного бака, радостно чирикали, довольные своей пернатой жизнью.
Народ уже спешил на работу. Кто-то заводил свое авто, кто-то быстро шагал на автобусную остановку. Массивные двери девятиэтажки беспрерывно выпускали из чрева дома торопящихся людей. Начинался обычный будничный день.
На скамейке у четвертого подъезда сидели две бабули и обсуждали текущие дела.
– Слышь, Петровна… а долговязый-то Юрка с пятого этажа… опять вчера пьяный в два часа ночи приперся, – выдала свежую информацию старушка полной комплекции.
– Дык… а ты, Кузьминична, откель знаешь? Караулишь что ли по ночам-то? – спросила её сухая седовласая бабуля.
– А как не знать-то?… Опять у них с Веркой скандал случился… гро-охота там было… у меня однакось все слышно, – пояснила Кузьминична и добавила: – Всю ночь карвалол лакала.
– Ну, дык… знамо дело, – согласилась с ней Петровна, – а вот Катька-то вчера утром уже рыжая была… а давеча еще черной ходила. И когда только цвета менять успевает?
– Да ты чё, Петровна? Совсем память потеряла? Видать сикилероз-то тебя окончательно одолел, – возмутилась Кузьминична, – я ж вместе с тобой однакось этот стыд наблюдала.
В этот момент дверь подъезда распахнулась и на пороге появилась Катька.
Невообразимо короткая мини-юбка, просвечивающая блузка, яркие губы и шикарные длинные ресницы. Огромные серьги и огненно-рыжие волосы.
– Э-эх, шалава! И не стыдно-то?… Вышла, в чем мать родила, – воскликнула Петровна.
– И наштукатурилась-то… будто елка новогодняя, – вторила ей Кузьминична.
– А юбка-то… до пупа…
– И все-то у нее просвечивается… бестия рыжеволосая.
– Весь срам наружу, тьфу ты… Господи прости.
Катька же чуть не прыснула – коварный смех предательски пытался прорваться наружу. Она глубоко вздохнула, удержав распиравшие ее чувства, и легко улыбнулась. Затем расправила крылья-плечи, высоко подняв свою огненно-рыжую голову, и приняла гордую стойку. После этого рыжеволосая бестия медленно продефилировала по подиуму-тротуару перед возмущающимися старушками.
Катьке нравилось, когда о ней так отзывались. Ведь, по сути, при этом описывали ее женскую неотразимость. Ясное дело – мужики «штабелями складывались», когда она шаловливо проходила мимо. И все это вызывало в ней радостное возбуждение.
Дойдя до угла дома и завернув за него, Катька достала из сумочки брелок размерами со спичечный коробок. Нажав на какую-то кнопочку, она «упаковала» этот коробок обратно в свою сумочку.
Две бабули, сидевшие на скамейке и продолжавшие бурное обсуждение, мгновенно замолчали. Они одновременно встали и размеренно проследовали друг за другом в подъезд дома. Секунда и дверь за ними захлопнулась.