Случай привел меня в Заозерное. Старые деды в райцентре говорили, что деревня эта давно умерла, последняя старушка лет десять как в город к дочери уехала. Но на картах она еще значилась, а моя работа – обновлять эти самые карты. Ну, значится, надо ехать.
Дорогу, точнее, ее подобие, нашел не сразу. Грунтовка, вся в рытвинах, будто ее не колеса, а что-то ползучее раздвигало. Сосны по краям стояли тесной стеной, не пропускающей свет. Я приехал к полудню, а ощущение было, будто на дворе стояли сумерки.
Машину оставил на въезде, где когда-то висела табличка с названием. От нее остался лишь ржавый гвоздь. И тишина. Не та, благословенная, лесная, с пением птиц и шорохом листвы. А абсолютная, глухая, будто кто-то гигантской ватой заткнул уши всему миру.
Первые пять домов были пусты. Скрипнув дверью одного из них, я увидел лишь горстку трухи от стула на полу и черную, холодную печь. Ни паутин, ни мышиного помета. Ничего. Как будто жизнь здесь не ушла, а была выскоблена до стерильной чистоты.
И тут я понял, что чувство «пустоты» было обманчивым. Меня ждали.
Я вышел на единственную улицу, ведущую к озеру. Оно должно было быть здесь, это я еще по спутниковым снимкам помнил. И вот, между двух покосившихся изб, открылся вид на воду. Темную, почти черную, и неподвижную, как лист стекла. Это было то самое место. Мой личный Провал. Солнце, пробивавшееся сквозь чащу, не отражалось в воде, а будто в нее проваливалось и гасло.
Именно тогда я их и увидел.
Две фигуры на том берегу. Девушки. Одеты были в светлые, почти белые платья, развевающиеся на несуществующем ветру. Они были так далеко, что лиц не разглядеть, но я почувствовал их красоту. Странную, ледяную, не от мира сего. Они не ходили, а скользили по самому краю воды, их движения были неестественно плавными, синхронными, как у марионеток.
Мысль ударила в виски, ясная и неоспоримая: «Ведьмы. Красивые, как сама смерть, ведьмы».
Одна из них подняла руку и медленно поманила меня пальцем. Не кричала, не улыбалась. Просто поманила. И расстояние между нами вдруг показалось смехотворным.
Жуткий, животный страх впился мне в горло. Я отшатнулся и побежал назад, к своей машине, к миру людей, звуков и жизни. Сердце колотилось так, что казалось, вырвется из груди.
И вот тогда я услышал Шаги.
Они раздались прямо за спиной. Тяжелые, мерные, влажные, будто кто-то огромный и мокрый вылез из озера и пошел за мной. Я не оборачивался. Я не смел. Я знал, что если обернусь, то останусь здесь навсегда.
