В древности такого как он сочли бы или пророком или колдуном, хотя он сам бы только посмеялся над этим. Любое представление о чем-либо он мог разбить как стекло, любую веру смять как бумагу, а стальную волю рассеять как дым, но именно он смог сплести из хаоса сияющий узор, дарующий спокойствие и силу его познавшим. Если мое повествование о нем будет в чем-то не точным и не полно передающим его образ, пусть простят меня его ученики и стражи. Если бы не просьба самого Барона написать о нем и его последних днях, я бы сам никогда не решился применить свой костный и бедный на образы язык для рассказа о Белом страже, «Мастере снов» – Бароне Каркозе.
Итак, принеся необходимые извинения я начну свой рассказ о событиях, случившихся перед днем осеннего равноденствия года огненной птицы в большом городе у старых мглистых Уральских гор1.
В ту пору я находился в крайне угнетенном состоянии духа, сильно горюя о скончавшейся после тяжелой болезни матушке, чья любовь и забота всегда поддерживали меня. Ища успокоения, я стремился к уединению и входил из дома тогда только по ночам, чтобы прогуляться по пустынному ночному городу, в котором в эту пору ночи еще не были так холодны и освещенные фонарями безлюдные улицы тихо шелестели опавшей рыжей и желтой листвой деревьев готовившихся через пару месяцев надеть снежный зимний саван.
Больше всего я любил ходить в центре по каменной набережной реке, на противоположной стороне от старого парка и недалеко от городского цирка с высоким решетчатым ажурным куполом. В той части города, где стояла недостроенная телевизионная башня2, возвышавшийся над всем городом огромный серый шпиль из бетона и проржавевшего железа.
И вот однажды во время такой ночной прогулки я встретил, странного человека. Одет он был в старомодный черный сюртук, на голове его был высокий черный шелковый цилиндр. Он имел длинные белые от седины волосы, что было странно так ка лицо его было довольно молодо и имело правильные и приятные черты, а его светло-карие глаза отличались живостью и проницательностью.
Человек сидел на одной из скамеек на набережной, опершись руками на трость черного дерева с металлическим набалдашником, взгляд его был обращен на башню. Кроме нас кругом не было ни души. Услышав мои шаги, он обернулся в мою сторону, встал, улыбнулся и вежливо приподнял свой цилиндр в знак приветствия. Я, увидев столь странно одетого и одинокого человека глубокой ночью в городе, улыбнулся и кивнул ему в ответ спросив не нужна ли ему моя помощь.
