… взгляните на одинокую волчью звезду над океаном. Разве о смерти она?
В. Конецкий
Принцесса появилась внезапно. Словно по волшебству сдвинулась стеклянная дверь кокпита и окутанная золотыми волосами головка нырнула в средиземноморское солнце. Блики от морских волн заплясали на аккуратном с веснушками лице.
– Алик, дай закурить! – прохрипела Принцесса сиплым от криков и бутылки "Хеннеси" голосом.
–Возьми на мостике, – ответил Мамонов и отщелкнул окурок в лазоревую волну.
Принцесса, чуть качнувшись, прошла по палубе яхты, а Мамонов удивился столь не свойственному для моделей целлюлиту на стройных бедрах. Открытие не понравилось.
После вчерашнего старта регаты все изменилось. Салют, крики, шампанское, гигантская лазерная инсталляция в южном небе словно касались кого-то другого, а нынешнего Алика не радовали и не впечатляли. Просто на мостике круизной яхты класса "А Плюс" оказался немолодой, среднего роста, крепкий еще, но уже с подкрашенными висками на седеющей шевелюре, очень обеспеченный и до вчерашнего вечера счастливый мужчина. "Песня исчезла. Мотив исчез" – как говорил знавший толк в таких вещах Лихоимский. Мамонов перебирал в памяти события вчерашнего вечера и все пытался ухватить тот момент, с которого счастье убежало, словно капризная лисица.
Он снова вспомнил вечерний старт, десяток летящих на безумном крене парусных красавиц, себя полного сил и надежд у штурвала своей "Глории". Судьба тогда дарила возбуждение от успеха и чувства избранности. На выходе из бухты, когда сияющие береговые огни превратились в подобие елочной гирлянды, в тот момент, когда маяк на мысе Дель-Грация трижды мигнул рвущимся в открытое море яхтам, все вмиг изменилось. Белозубый улыбчивый матрос Джорджио появился в дверном проеме каюты и стараясь перекричать шум моря, отчаянно жестикулируя, стал звать Мамонова к трубке связи. Алик разозлился, передал штурвал и нырнул в брюхо яхты. До светящегося индикацией угла с радиооборудованием Мамонов прошагал в полной тьме, а затем услышал в трубке:
–Алик, – жестоким и несвойственным ей голосом сказала Настя, – я больше не буду это терпеть. Твоя ложь и постоянные предательства вымотало меня.
–Настя, не сейчас. Я в море, идет гонка, давай отложим все серьезные разговоры до моего возвращения в Москву.
Мамонов пытался оставаться спокойным, но воображение уже не давало покоя, рисуя, как Настя произносит эти безжалостные слова, за рулем, лихо отрабатывая повороты загородного Змеихинского шоссе. Почему-то все серьезные разговоры она любила проводить за рулем, управлять машиной она любила, и даже называла управление устаревшим словом "лидировать". Все в ее жизни было производным от лидерства, учеба в бедные годы студенчества, собственная небольшая фирма, которую она вытянула на приличный уровень неимоверными усилиями, дети, внешность, и эта ее нынешняя общественная активность, от которой Мамонову все чаще приходилось укрываться на яхте, подальше от Москвы. Но спрятаться от ее зеленых глаз, стройной мальчишеской фигуры и неудержимого огня, охватывающего все вокруг, не удавалась нигде, не в море, ни на воздушном шаре, ни в объятьях доступной и веселой Принцессы.
