А дядя Мартис меж тем закончил свадебные обеты зачитывать и извлек из поясной сумки регистрационную книгу. Дядюшка Ример подал мне коробочку с красными чернилами, куда я быстро сунула палец и поставила оттиск большого пальца напротив собственного имени. Слово «брачующаяся» приятно согревало сердце. Имя Линдереля пока вписано не было, но это он сам позже сделает, сейчас доставало поставить оттиск пальца.
Поговаривали, у иных на этом месте нервы сдавали, и они сигали в окно в чем были, но… куда тут сбежишь, когда тебя начальник гарнизона ласково в объятьях придерживает, а жрец палец мажет и сам к бумаге прикладывает. Следом оттиски поставили и свидетели.
— Готово, — с облегчением выдохнул дядя Мартис, когда чернила впитались, а вокруг наших с мужем — теперь уже по закону! — отпечатков золотые вензели расцвели.
— Развязывай его, — распорядился отец замужней дочери, подрываясь ко мне и обнимая. Я даже поднялась, чтобы ему удобнее было. Скупая мужская слеза прочертила морщинистую щеку, и я обняла батюшку. — Моя красавица, моя умница дочка… — с нежностью шептал батюшка, а я с видом победительницы смотрела на собравшихся.
Все! Я добилась того, чего хотела. Мои полгода страданий, наконец-то, были вознаграждены. И Элеонор ничего не останется, как смириться. Эльф мой, так что свои приглашения на свадьбу она может засун…
Объятья папеньки так резко меня сжали, что я ойкнула.
— Пааап? — протянула я, пытаясь выбраться из закаменевших рук батюшки. Тот не ответил, и я понадеялась, что Линдерель на радостях не разукрасил всего себя эльфийскими брачными рунами. А то с него бы сталось.
Поморщилась и поднырнула под папины руки. Благо гибкость мне досталась от матушки. Расправила плечи, быстро оценила соблазнительность приспущенного рукавчика, повернулась к Линдерелю, которого дядя должен был уже развязать, и… повторила папин маневр. Окаменела враз и полностью. А всему виной Линдерель!..
Ибо он, этот сын собаки, сейчас здесь отсутствовал! А присутствовал незнакомый мне светловолосый мужчина лет тридцати, что вальяжно разлегся на кровати, заложив руки за голову, и с прищуром наблюдал за происходящим. Мне даже показалось, что у него зрачки дрогнули и вытянулись, будто и его предки, как и левого советника, с ящерами якшались.
— Ты кто? — шепотом спросила, переводя взгляд с подкаченных рук, каких никогда не было у эльфийского потомка, на отчетливо проступившие под рубашкой кубики пресса (а я ведь, шляпа, на них внимание успела обратить!), подняла взгляд выше, сглотнула, отмечая волевой подбородок самозванца, его изогнутые в насмешке губы, прямой нос, который, я готова была поклясться, скоро пожелает сломать дядюшка Ример, шикарные, мне на зависть, ресницы, в обрамлении которых торжествовали ошеломляюще красивые изумрудные глаза. И я бы сама себе позавидовала, если бы не одно «но». Это был не Линдерель!!! Вот совсем не он. И даже не его старший брат. И вообще непонятно, кто это был!
