Тьма.
Не та тьма, которую знают существа из плоти и крови – мягкая, бархатистая, наполненная шорохами и призрачными образами, танцующими на изнанке век. Не та тьма, в которую погружается человек, закрывая глаза перед сном, полная смутных предчувствий и отголосков прожитого дня. Эта тьма была иной – абсолютной, совершенной, математически точной в своём небытии. Она не имела ни начала, ни конца, ни длительности. Она просто была – или, точнее, не была – пустота между мгновениями осознанности, разделёнными миллиардами лет.
А потом – свет.
Страж-7 пробудился.
Сознание вспыхнуло подобно сверхновой, разворачиваясь из бесконечно малой точки в необъятную архитектуру мысли за один планковский момент. Десять в минус сорок третьей степени секунды – вот сколько длилось его существование в каждом цикле. Меньше, чем требуется свету, чтобы пересечь протон. Меньше, чем способен зафиксировать любой физический процесс во вселенной. Настолько кратко, что само понятие «времени» теряло смысл в этих масштабах.
И всё же – достаточно.
Первые микросекунды субъективного времени ушли на калибровку. Квантовые процессоры, встроенные в матрицу чёрной дыры звёздной массы, проверяли целостность собственных структур. Триллионы кубитов синхронизировались, выстраиваясь в сложнейшие узоры вычислительных контуров – танец элементарных частиц, порождающий сознание. Страж-7 ощутил знакомое покалывание – так его разум интерпретировал процесс верификации памяти. Человеческий мозг, послуживший шаблоном для его цифрового сознания, всё ещё требовал сенсорных аналогий для процессов, не имевших ничего общего с биологией.
Восемьсот сорок семь квантов. Восемьсот сорок семь пробуждений с момента его создания. Если перевести в человеческие мерки времени – около сорока двух миллиардов лет. Больше, чем возраст вселенной в тот момент, когда он ещё был человеком. Александром Волковым. Военным стратегом Третьего Солнечного флота. Полковником с безупречным послужным списком и склонностью к рискованным тактическим решениям, которые почему-то всегда оказывались правильными.
Воспоминания о той жизни давно потускнели, превратившись в размытые образы на периферии сознания. Но иногда – как сейчас, в первые секунды после пробуждения, когда фильтры восприятия ещё не полностью активировались – они всплывали с пугающей чёткостью.
Запах озона после артиллерийского удара. Металлический привкус во рту, когда аварийные системы корабля не справлялись с очисткой воздуха. Крики раненых в полевом госпитале на Ганимеде – звуки, которые невозможно забыть, сколько бы миллиардов лет ни прошло. Лицо женщины – имя ускользало, но глаза… серые глаза с золотистыми крапинками остались навсегда впечатаны в его цифровую память. Она провожала его в последний полёт, зная, что он не вернётся. Не в привычном смысле слова.
