Ранняя зима. Берег реки Черёха
Большой аспидно-чёрный ворон парил по глади хмурого зимнего неба. На его перьях, подобных в своей темноте самой ночи, словно фонарики светляков, плясали тусклые отблески лучей дневного светила. Внизу, под его крыльями, на дни пути вокруг расстилалась бурая лесная равнина, прорезанная по середине светлой полосой замёрзшей реки. В схожих своей глубиной с человеческими глазах птицы отражались бесконечные ряды голых буков, грабов и клёнов, среди которых изредка мелькали проплешины полян и островки ещё зелёных елей.
Мелькал в зрачках ворона и медленно ползущий по речному льду гигантский пёстрый змей. Сама подобная потоку, только не воды, а чего-то другого, огромная неповоротливая рептилия занимала собой целое поприще, повторяя изгибами тела все повороты русла.
Небесный наблюдатель то скрывался меж мохнатых облаков, то выныривал на свободное пространство. Но и там разглядеть его с земли мог, пожалуй, только самый острый глаз.
Какой был у огненноволосого всадника, который стоял на вершине угнездившегося прямо посреди речной излучины невысокого холма.
Могучая ладонь прикрывала смарагдовые очи, внимательно осматривавшие и реку, и ползущего по ней гигантского гада, и всё остальное, происходящее в этой части подлунного мира. Ржавые усы подковой нависали над сурово сжатыми губами и гладко выскобленным подбородком. Густая красная грива волос ниспадала на отороченный горностаем синий плащ-мятель, выдававший в своём хозяине знатного мужа. Подтверждал такую принадлежность и торчавший из-за плеча всадника черен полутораручного меча-бастарда. Довершали образ поблёскивавшие на шее золотой оберег-лунница с изображением двух главных небесных светил и всевидящего ока, и золотой же перстень-печатка на пальце. Восседал муж на крепком жеребце, серебристой «мышастой» масти. Тот пофыркивал, и норовил стронуться с места. Его приходилось то и дело смирять шенкелями и одёргивать за повод.
Чёрную птицу в небе этот суровый витязь мог найти с одного полувзгляда. Поскольку знал, где искать. Ворон повсюду сопровождал князя – а это был именно князь – вот уже несколько лет. С того самого дня, когда тот впервые побывал в пещере великого волхва, слава о мудрости которого гремела по всем полуночным землям.
Он до сих пор отчётливо помнил мгновенно впившиеся в него пронзительные карие очи жреца, больше похожие не на глаза живого существа, а на два бездонных колодца.