Экран старенького ноутбука тускло освещал лицо Лео, отбрасывая на стену его дрожащую, похожую на призрака тень. Медленная, почти издевательская загрузка операционной системы давала ему несколько лишних секунд, которые он не знал, куда деть. Он оттолкнулся от стола на скрипучем стуле и подкатился к окну.
За мутным стеклом сгущались октябрьские сумерки, и старая квартира погружалась в промозглый полумрак, который, казалось, просачивался из-под рассохшихся рам и оседал на потертой мебели, как пыль. Лео посмотрел вниз, во двор. Там, под светом единственного работающего фонаря, жизнь шла своим чередом. Группа подростков, его ровесников, громко смеялась, слушая музыку из портативной колонки. Одна из девушек запрокинула голову, и ее смех донесся до Лео даже сквозь закрытое окно – чистый, беззаботный звук, который показался ему чем-то из другой вселенной.
На мгновение в груди кольнула острая, ядовитая зависть. У них была юность. У них были планы на вечер, смешные тайны, первые влюбленности. У них было будущее.
Он машинально проследил за их движениями, и его аналитический, привыкший к наблюдениям ум отметил деталь, разрушившую идиллию. Один из парней, самый громкий и веселый, на секунду замолчал и, слушая шутку друга, незаметно провел пальцем по внутренней стороне запястья, где виднелась сетка старых, выцветших шрамов. Улыбка не сходила с его лица, но жест был машинальным, полным скрытой боли. Лео вздохнул. Зависть отступила, оставив после себя лишь горькое послевкусие вселенской несправедливости. У всех свои шрамы. Просто некоторые носят их снаружи, а некоторые – внутри.