Туман стелился по горным склонам, словно души древних воинов, не нашедших покоя после смерти. В предрассветной тишине монастыря Сянин каждый звук казался громом – скрип половиц под босыми ногами, шепот ветра в бамбуковых рощах, размеренное дыхание спящих монахов в кельях. Линь Бэй шел по коридору, освещенному лишь мерцающим светом масляных лампад, и каждый его шаг отдавался эхом в каменных стенах, возведенных еще при династии Тан.
Ему было двадцать два года, но душа его помнила гораздо больше – словно в ней жили воспоминания многих поколений. Высокий и стройный, с длинными черными волосами, заплетенными в традиционный узел послушника, он двигался с грацией тигра и тишиной тени. На его лице, классически красивом, как у придворных на старинных свитках, лежал отпечаток глубокой задумчивости, несвойственной его возрасту.
Пятнадцать лет назад настоятель Мастер Сюань принес его, семилетнего мальчика, к воротам монастыря в кровавых лохмотьях, без памяти и речи. "Это дитя носит в себе древний дар," – сказал тогда старец монахам. "Но вместе с даром – и проклятие. Мы должны научить его контролировать то, что в нем пробуждается."
Годы шли. Линь Бэй изучал каноны, постигал боевые искусства, медитировал до рассвета, но воспоминания о прошлом так и не вернулись. Зато пришло другое – видения. Сначала смутные, как туман над рисовыми полями, потом все более четкие и пугающие. Он видел пожары, разрушенные города, реки крови и в небе – огромные тени крылатых тварей, каких не должно было существовать в мире людей.
Сегодняшняя ночь была особенной. Видения не давали ему покоя уже третьи сутки подряд, становясь все более навязчивыми и реальными. Последний сон был настолько ярким, что Линь Бэй проснулся с криком, а на подушке остались следы слез.
Он шел к Залу Предков – самой древней части монастыря, где хранились реликвии и где разрешалось медитировать только самым преданным ученикам. Массивные двери из темного дерева украшали резные драконы – их глаза, инкрустированные нефритом, казалось, следили за каждым входящим. Линь Бэй толкнул створки, и они беззвучно разошлись, впуская его в царство теней и благовоний.
Зал был просторным, но казался еще больше из-за высоких сводчатых потолков, теряющихся в темноте. Вдоль стен стояли статуи будд и бодхисаттв, их лица в неверном свете лампад выражали то сострадание, то суровость, то загадочную мудрость. В центре зала возвышался алтарь из белого мрамора, на котором покоились священные свитки и древние артефакты – дары императоров и благородных семей, искавших благословения небес.
