Снег падал вертикально, крупными, тяжелыми хлопьями, словно небо решило укрыть город ватным одеялом, чтобы тот наконец выспался. В свете единственного работающего фонаря снежинки вспыхивали, как искры в камере Вильсона, регистрирующие пролет элементарных частиц.
Человек на скамейке не шевелился. Он был частью этого пейзажа, таким же неизбежным и старым, как покосившийся грибок в песочнице или ржавая «Волга», вросшая колесами в лед у соседнего подъезда. На нем было надето три свитера, поверх – старое, некогда драповое пальто, теперь больше напоминавшее геологический срез: слои грязи, заплаток и времени.
Его звали Граф. Или Пугало. Или «эй, ты». Имени своего он не забыл, нет. Алексей Петрович помнил всё. Это было его проклятием. Он помнил тензорный анализ, помнил запах духов жены (ландыш и мороз), помнил температуру плавления вольфрама и помнил тот день, когда огонь забрал у него всё, кроме памяти.
Сейчас он кормил синиц.
Это был ритуал. В кармане у него лежала корка хлеба, твердая, как гранит. Он крошил её замерзшими пальцами, превращая в пыль. Синицы не боялись. Они садились ему на плечи, на шапку, пикировали на ладонь. Для прохожих это выглядело жутковато – темная фигура, облепленная птицами.
– Вектор тяги… – прошептал Алексей Петрович, наблюдая, как желтогрудая птаха меняет траекторию, используя турбулентность ветра. – Идеальная аэродинамика. Никаких потерь.
Мимо проходили люди. Они не были злыми. Женщина с тяжелыми сумками, в которых звякало стекло, просто очень устала после смены. Мужчина, уткнувшийся в телефон, решал проблему с поставками. Подростки, громко смеявшиеся, просто были молоды и пьяны жизнью. Они не гнали его. Они просто выставили ментальный блок: «Этого человека нет. Это текстура города. Не смотри, а то заразишься неудачей».
И тут появился мальчик.
Ему было лет двенадцать. Типичный школьник: ранец размером с половину его самого, сбитая набок шапка и выражение вселенской скорби на лице. Он не шел домой. Он волочил ноги, пиная ледяные комья. Он остановился у соседней скамейки, сбросил ранец в снег и сел, закрыв лицо варежками.
Алексей Петрович замер. Птицы вспорхнули. Он узнал эту позу. Это была не поза двоечника, получившего ремня. Это была поза человека, упершегося в Стену.
Мальчик достал учебник. Геометрия. 7 класс. Потом тетрадь. Он смотрел в неё с такой ненавистью и отчаянием, что воздух вокруг, казалось, начал ионизироваться.
– Угол падения не равен углу отражения, если поверхность шероховата, – тихо сказал Алексей Петрович. Голос у него был скрипучий, как несмазанная петля, но дикция – четкая, лекторская.
