Проснулся я тяжело. Ломило виски, а в горле – словно кусок ржавой проволоки застрял. Вчера справляли чьё-то рождение, а потому пили до положения риз и орали песни самым непотребным образом. На всю улицу… Вот придурки! Нельзя столько пить. Сколько раз уж зарекался. Нельзя!
Еле-еле разлепил глаза. На подоконнике в паутине умирала муха. Вспомнил о работе; и меня тут же чуть не стошнило. Мысленно плюнул на все свои обязанности и закрыл глаза опять. Ребята меня обязательно прикроют… Должны прикрыть… Сегодня – только лежать. Лёгкая дрёма сразу же окутала меня тёплым покрывалом. Боль стала куда-то уплывать, шевелиться вовсе не хотелось. Вот оно – блаженство. Тепло и не больно. Так бы всю оставшуюся жизнь и пролежал… Благодать…
Только не суждено мне блаженствовать: кто-то принялся громко ботать в дверь. Пришлось снова открыть глаза. Муха в паутине уже и не трепыхалась. Из своей засады выбрался паук и принялся терзать еле живую добычу. У сильного всегда бессильный на зубах… Или, чего там есть у пауков… От крепких ударов незваного гостя дверь тряслась, словно руки пожилого алкоголика. Надо поскорее открыть…
– Спишь, что ли? – на пороге стоял хозяин избы Михаил Петрович Грачёв. – Глянь, какую я хреновину в подполе откопал. Может, купишь?
Михаил Петрович был, как всегда, слегка пьян, а в руках держал что-то очень похожее на большое круглое блюдо. Я понимал: самый лучший вариант сейчас – это гнать Мишку Грачёва в три шеи, но… Мишка хозяин избы, а я только квартирант. При таком раскладе в шею гнать, вряд ли получится…
– Бери, – сунул мне в руки блюдо хозяин. – Давай на четыре пузыря "отравы" и вещь твоя. Потом вантиквару какому-нибудь захреначишь втридорога. Озолотишься, капиталист твою… Бери…
– Чего это? – я глянул на Мишкин товар и аккуратно попробовал вернуть нежданную обузу.
– Пол в кухне чуток провалился, и доски завалинки прогнили, – вздохнул Петрович, отталкивая блюдо. – Полез чинить, а оно из-под завалинки торчит. Дед, наверное, спрятал. Когда барские усадьбы громили, он полно всякого барахла в избу натащил. Мать рассказывала. Ох, и ушлый у меня был дед. Ни на какой кривой кобыле его не объедешь… Зеркало это старинное… Возьми… За трояк… Не будь капиталистом!
– Нет у меня денег, – поморщился я и, в подтверждение своих слов, решил вывернуть карманы. И вот тут, на мою беду, из кармана вылетела синенькая пятёрка. Это всё, что осталось от недавнего аванса. Как я мог про неё забыть?! Мишка налету подхватил купюру и умчал к магазину, а я остался у своего порога без денег и с зеркалом в руках.
