Тишина после бури была не покоем, а затаившимся дыханием ран. Вечная Ночь, сжимавшая «Прометей» в своих чернильных объятиях, казалась еще глубже, еще внимательнее, подобно хищнику, оценивающему ослабевшую добычу. Скрип корпуса корабля, этот вечный саундтрек их существования, теперь звучал иначе – не просто стоном под давлением, а хриплым кашлем контуженного гиганта. Воздух внутри, несмотря на усиленные фильтры, все еще нес привкус гари, озона и чего-то острого, сладковато-гнилостного – запах выжженных схем, расплавленного пластика и смерти.
Сектор «Гамма» был сердцем язвы. То, что некогда было лабиринтом жилых отсеков, мастерских и систем жизнеобеспечения, теперь представало сюрреалистическим пейзажем апокалипсиса. Внешние прожектора, пробивая клубящуюся взвесь, выхватывали из полумрака обгоревшие скелеты переборок, исковерканные взрывом или когтями стальные балки, свисающие, словно кишки, пучки оборванных кабелей. Черные, оплавленные пятна метили места ожесточенных схваток с проникшими тварями – слепыми, стремительными тенями, чьи формы были лишь мимолетными кошмарами на границе видимости. Вода сочилась из развороченных трубопроводов, образуя мутные лужи на полу, смешиваясь с пеплом и непонятной слизью. Инженеры в аварийных скафандрах, похожие на призрачных жуков, копошились в этих руинах; их сварочные искры лишь подчеркивали масштаб разрушения. Каждый луч света, пробивавшийся сквозь развороченные шлюзы или пробоины в корпусе, был нелепым напоминанием о враждебной пустоте за бортом. «Гамма» стала памятником хрупкости их стального кокона, зияющей раной на теле колонии, наполненной шепотом страха и скрежетом аварийного инструмента.
Похороны прошли в главном ангаре, единственном месте, способном вместить всех. Свет был приглушен до минимума, отбрасывая длинные, зловещие тени на ряды простых, одинаковых саванов из синтетической ткани. Их было семнадцать. Семнадцать имен, высеченных лазером на черной плите из глубинного базальта – временном памятнике. Имена тех, кого настигли когти или щупальца в темных коридорах, кого раздавило обрушившейся переборкой, кого сожгло короткое замыкание в охваченной паникой системе. Не было громких речей о героизме. Капитан Ванн, стоявшая у края импровизированной платформы, казалась высеченной из того же базальта – ее лицо было непроницаемой маской, но в глазах, казалось, застыла вся тяжесть бездны.
