Обсерватория Аресибо-2, пустыня Атакама, Чили
17 марта 2049 года, 03:47 по местному времени
Кофе остыл сорок минут назад, но Диего Рамирес всё равно сделал глоток – скорее по привычке, чем от жажды. Горечь растеклась по языку, неприятная и какая-то пыльная. Он поморщился, отставил кружку на край стола, заваленного распечатками спектрограмм, и потёр глаза.
Три часа ночи в пустыне Атакама – это особое время. Время, когда мир сужается до размеров контрольной комнаты, до мерцания шести мониторов, до монотонного гудения систем охлаждения где-то в подвале здания. За панорамным окном, занимавшим всю северную стену, раскинулась чернота – не та привычная темнота, которую знают жители городов, а абсолютная, первобытная тьма, прорезанная лишь россыпью звёзд. Их было так много, что глаз отказывался воспринимать их по отдельности: Млечный Путь висел над горизонтом сияющей аркой, словно кто-то расплескал молоко по чёрному бархату.
Диего отвернулся от окна. Он видел это зрелище почти каждую ночь на протяжении последних трёх лет, с тех пор как получил должность младшего научного сотрудника в обсерватории Аресибо-2. Должность звучала солидно, но на практике означала бесконечные ночные смены, проверку данных, которые потом анализировали другие, и зарплату, на которую в Сантьяго едва хватало на аренду комнаты в общежитии для аспирантов.
– Эй, Рамирес, – донёсся голос из дальнего угла комнаты. – Ты там не уснул?
Карлос Медина, его напарник по ночной смене, откинулся на спинку кресла и потянулся, хрустнув позвонками. Ему было под пятьдесят, и он работал здесь ещё когда обсерватория называлась просто «Проект АЛМА-3», до того как щедрый грант от пуэрториканского правительства и ностальгия по разрушенному оригиналу превратили её в «Аресибо-2». Карлос любил рассказывать, что видел, как строили главную антенну – огромную параболическую чашу диаметром в триста метров, утопленную в естественной впадине между холмами.
– Не сплю, – отозвался Диего. – Просто… задумался.
– О чём можно думать в три часа ночи? О том, что лучше бы ты пошёл в юристы, как твоя мама хотела?
Диего усмехнулся. Карлос знал эту историю – он знал все истории, потому что в ночные смены больше нечего делать, кроме как разговаривать. Или молчать. Или смотреть, как бегут данные по экранам, бессмысленные и монотонные, ночь за ночью.
– Думаю о парадоксе Ферми, – сказал Диего.
– О-о, – протянул Карлос, и в его голосе прозвучала насмешка. – Опять?
– Ну а что ещё делать? – Диего развёл руками. – Сидим тут, слушаем космос, шестьдесят лет слушаем – и ничего. Ни одного сигнала. Даже намёка.
