Когда по утрам звенят на кухне ложки, а вам хочется спать, только врожденная интеллигентность заставляет гасить мат внутреннего голоса. Сначала открываешь глаза, потом вспоминаешь, в какой стране живешь. Живешь в дерьме, но вставать все равно надо.
«днем возможны кратковременные дожди… просто будь мужчиной…» – бубнит телевизор, его звук настолько привычен, что уже не вызывает раздражения. Ноги механически опускаются на пол. Ступни ощупывают пространство в поисках тапок. Тапки всегда не там, где их оставишь. Будто сами ночью вышагивают по загадочным маршрутам. Если тебе далеко за полтинник, просыпаться еще хреновее. Одно радует – начинаешь день не в лачуге, а в апартаментах. Приятно иметь богатого сына, если ты ученый. Теперь русский ученый – нищий. Подайте бедному профессору на аппарат по фотосинтезу. Нет, тебе фотосинтез не нужен, тебе нужен мозг, хотя бы шимпанзе. Вот тут богатенький сын и пригодился… Подумав о мозге, Александр Ильич вспомнил, что его ждет сегодня, и заторопился.
«скрутило, растянуло, ударило… этот аппарат позволит сохранить вам молодость… в ДТП погибло три человека и двое получили травмы… вы этого достойны».
В квартире Бородиных завтракали в начале девятого, поскольку в девять прикатывал водитель Арсения, Вася, и вез его в банк. Бородин-младший мог позволить себе задержаться минут на двадцать, но никак не больше. Требуя от подчиненных дисциплины, начинать неплохо с себя любимого. Поэтому позже половины девятого семья за стол не садилась.
Александр Ильич остановился на пороге и замер, словно забыл, зачем сюда пришел. Жена напряженно караулила пенку в кофейнике и мужа не замечала в упор. А Бородин смотрел вдаль невидящими глазами, будто попал сюда впервые. С ним такое случалось – видел сотни раз, но до сознания не допускал и вдруг открывал для себя заново…
Кухни, как таковой, Бородины не завели. Пищевой блок становился как бы частью просторного столового зала, занимая треть стены у окна. На столешнице светлого дерева, инкрустированного узором из более темных пород, поблескивал белизной сервиз тонкого немецкого фарфора. Ветчина, сыр, ломтики красной рыбы вперемежку с овощами и фруктами – натюрморт, достойный разворота глянцевого журнала. Удобные кресла и вместительный буфет занимали не больше трети столовой. Простор помещения ненавязчиво сообщал о достатке хозяев и их вкусовых пристрастиях. Все удобно, комфортно и ничего лишнего – ни безделушек, ни хрусталя. Лишь ваза из тонкого стекла с веткой живой сирени. Так, штрих интеллигентского декаданса…
