В особняке не убивают … людей – уничтожаются их отражения. Уничтожаются отражения красивых женщин…
Человек жив, но теряет отражение, а вместе с ним – душу и память. Каждая жертва постепенно становится пустой оболочкой, идеальной, но безжизненной.
Книксар Ор Ленуер должен понять, кто крадёт отражения, и почему его собственное начинает исчезать.
Я помню море. Его дыхание било в камни, будто кто-то за стеной просил пощады. Тогда я ещё верил, что тьма существует вне нас – в штормах, в тенях, в забытых домах. Но теперь знаю: она живёт внутри. Она ждёт лишь отражения, чтобы вернуться.
Меня звали по-разному – странник, следопыт, судья. Но истинное имя моё утонуло вместе с женщиной, которую я не смог спасти. С тех пор зеркала стали моими врагами. Я избегал их взгляда, как взгляда предателя, и всё же однажды одно из них позвало меня обратно.
Сказало её имя.
Говорят, дом, куда я иду, стоит на краю скалы, где ветер не умолкает и свечи гаснут без причины. Там не слышно лая собак, не поют птицы, и луна – лишь бледная рана на небе. В том особняке отражения не возвращают взгляд. В нём ждёт моя вина, мой страх и, возможно, последнее оправдание. Если вы читаете эти строки – значит, дверь уже открыта. И за ней не ночь, а память. В ней луна молчит, потому что знает: свет – всего лишь способ увидеть тьму.
Я долго шёл к этому дому.
Дорога была узкой, как порез, и ветер бил в лицо ледяными пальцами, будто напоминая, что путь назад будет закрыт. К утру море посерело, его дыхание стало тяжелее, словно оно тоже знало, куда я направляюсь. Каждая волна ударяла в утёс с глухим звуком, похожим на биение сердца под землёй.
Я чувствовал, как земля дышит вместе со мной, как будто всё живое вокруг следит – не из любопытства, а из ожидания. Трава вдоль дороги была серебряной от инея, и казалось, что она шепчет, перекликаясь с ветром: «Он идёт».
Город остался далеко позади, со своими лампами, голосами, запахом мокрых камней и дешёвого табака. Здесь, на границе земли и моря, не было ничего человеческого. Только камни, воздух и чьё-то присутствие, которое нельзя назвать ни живым, ни мёртвым. Мои шаги отзывались гулом, будто я шёл по внутренностям спящего зверя. Вдали показался силуэт дома – темный, неровный, будто нарисованный рукой дрожащего художника. Его окна горели тускло, как глаза, видящие сквозь время.
Я знал, что внутри будет холодно. Знал, что запах старого воска и прелых роз встретит меня, как старый друг, уставший ждать. Но всё равно шагнул. Половицы прогнулись под ногами, и мне показалось, что особняк дышит – неравномерно, как больной, что цепляется за жизнь. В зеркале у входа я увидел не себя. Или не того, кем привык себя считать. Лицо было тем же, но взгляд – чужим. Отражение двигалось чуть медленнее, как будто вспоминало, как быть мной.
