С самого утра шёл противный мелкий дождик. Тану сидел в небольшом кафе, пил остывший кофе с корицей и смотрел в окно. Обычно он выпивал чашку за пару минут, чтобы кофе не успел остыть, но сегодня ему не хотелось выходить наружу, и он сидел уже целых полчаса, ожидая, что дождь закончится.
– Ты что, ждёшь, когда кончится дождь? – спросила Айко, хозяйка и официантка одновременно.
– Угу, – буркнул Тану и отхлебнул из чашки.
– На небо посмотри, – усмехнулась Айко, – он точно всю ночь идти будет, а, может, и весь завтрашний день.
Это Тану и без неё знал: достаточно было посмотреть на бесконечно-серое небо, чтобы понять, что дождь и не думает заканчиваться. В такие дни Тану казалось, что это навсегда, что этот дождь, раз начавшись, уже никогда не прекратится, что небо навсегда останется серым и безжизненным, а всё живое утонет в тумане.
– Тоска, – сказал Тану.
– И не говори, – поддержала Айко. – Мне в такие дни хочется сидеть на диване перед телевизором, укутавшись в плед и пить горячий шоколад или что покрепче. И ещё чтобы шторы были закрыты, чтобы не видеть того, что снаружи.
– Раньше считали, что дождь это романтично.
– Кто считал-то? – усмехнулась Айко. – Всякие поэты да писатели! Вот взять бы этого романтика, отправить на улицу под дождь дня на три!
– Думаешь, ему разонравится? – улыбнулся Тану.
– Уверена. Когда от холода и сырости зуб на зуб не попадает, тебе точно не до всякой романтики!
Тану вспомнил, как когда-то, ещё в школе, читал стихи поэта, воспевавшего дождь. Стихи он не помнил, имя поэта забыл, но смысл прочитанного в памяти сохранился.
– Помню, как читал, что кто-то называл дождь слезами неба. Знаешь, там так хорошо написано было! Мол, мы все плачем по кому-то или из-за кого-то, а небо плачет по всем нам.
Айко фыркнула и рассмеялась.
– Глупости это всё! Дождь он и есть дождь! Вода и только! Хотя, знаешь, – она облокотилась на стойку и подпёрла подбородок кулаком, – в этом что-то есть. Вот, чёрт!
– Что?
– Да что-то мне тоскливо стало. Может, выпьем по стопочке?
Тану редко выпивал: под действием алкоголя тоска, испытываемая им чуть ли не постоянно, становилась просто невыносимой. В голову лезли тяжёлые мысли о смысле жизни, собственной никчёмности, тоскливые воспоминания о чём-то упущенном и потерянном и отчаяние от того, что в будущем ничего не изменится. Он не знал, что именно хочет изменить и от этого становилось лишь тяжелее.
Но сейчас он хотел согреться.
– Давай, – кивнул Тану. – Слушай, а налей мне ещё кофе и влей в него стопку.
Айко посмотрела на кофеварку.
– Тут как раз на одну чашку осталось, – сказала она. – Сейчас разогрею.
