Описание:
Плывёт над бескрайними лесами серебряной лодочкой Аэ. По ниве звёздной серпом рубиновым скользит Ухира. Один в мир пришёл, а другая суть обрела, когда освещало благодатные земли Терианы ущербными лунами. Какая ж судьба для них богами уготована? Будут ли счастливы дети ущербных лун?
Посвящение:
Aristan de Aristodeus Amadi
А за то, в каком стиле эта история на свет явилась – спасибо нежной и певучей «Голомяночке».
Примечания автора:
Благодарю!
Музу мою Anel_ko, читавшую вслух – волшебный голос твой, твой смех, твои слёзы оживляли героев одного за другим.
Kori Rei – все волшебные создания земель Терианы появились, пока я бродила по сайтам, собранным для меня именно вами, золотой мой!
– И-и-э-э, не плачь, ну не плачь же, Саяра!
– И-и-и! – крохотная девочка в искусно вырезанной деревянной люльке не унималась, заходилась тонким надрывным плачем. Мать, невысокая, смуглая, с глубоко запавшими глазами на измученном лице, виновато кланялась гостье – та в ответ так же торопливо кланялась, с тревогой глядя на сморщенное, словно от сильной боли, детское личико.
– Ничего, ничего, Гюльсир-джан, успокой малышку, мы подождём!
– Не могу успокоить, Ака-Бат-джан, уже две ночи и два дня всё плачет, плачет… – Гюльсир подхватила дочку на руки, прижала к груди. – У меня молоко перегорает, а она сосать не может, сразу рвёт её!
– А что Зейфира говорит, не звали смотреть?
– Зейфира-суми обещалась заглянуть сегодня, с утра жду. Ака-Бат-джан, ты уж сама ткань выбери, какой отрез тебе приглянулся – тот и забирай, а мёд вон туда, на стол поставь.
***
Ака-Бат-джан, Белолицая – так местные прозвали жену пасечника Дахира. Много девушек из Ураз-Теримы заглядывалось на высокого пригожего Дахира, но тот лишь улыбался всем белозубо, а ленту с монетками из кос не просил. А как съездил с отцом на большое торжище в приграничный со Светозарьем Радеж, так и улыбаться перестал. Запала в сердце смуглолицему лесовику дочка тамошнего кузнеца, Олюна-певунья. Потерял Дахир покой и сон, грезил наяву белоснежным личиком да золотыми косами. До того измучился егет-удалец, что свёл с отцовской конюшни вороного жеребца и поскакал в Радеж. С рассвета и до заката скакал, коня не жалея, себя не помня. На коленях стоял гордый урманич перед хромым Михасем и растерянной Олюной. Видать, тронула сердце девичье тоска лютая, что огнём в сердце Дахира пылала, из глаз тёмными сполохами вырывалась. Отдала Олюна Дахиру ленту с монеткой из косы – по обычаю урманичей. Отец за жеребца, взмыленного и загнанного, отходил Дахира по загривку суковатой палкой. А как синяки сошли с широких плеч да непокорной спины, погнал сына вековые сосны валить, новый сруб ставить, чтобы было куда привести молодую жену.
