Отчаявшийся из-за неутешительного провала своих скитаний, человек без имени прищурил глаза. Он попытался придать резкость взору – тщетно: спектральные линии звезды неистово слепили. Их сила, сродни гиганту Гаргантюа, по-узурпаторски обрушила фотоны на местное царство песка. Откуда оно тут нависло – с этим злым укором, с этим человеконенавистничеством в своем единственном оке? Непонятно.
Солнце ли это на пике существования? Звезда ли в апофеоз своей длящейся на протяжении десяти миллиардов лет партитуры? Ее кантата из обжигающей сонаты гелия и сгорающего в нем вокала водорода затуманивает глаз. И как только последняя частица газа окунается в небытие ядерной реакции – словно капля масла падает в вязкий дистиллят или кульминирующий фальцет растворяется в звоне струны виолончели, – изотермическое гелиевое ядро обелиском-титаном заполоняет все сущее.
Но его, Солнца, здесь не может быть. Разве в своих глубочайших снах человек не покидает на безызвестный срок область своего существования, чтобы босыми, отдающими необъяснимо голубым свечением ногами пройтись по поверхности Terra Nova1 и наблюдать события столь быстрые, что они практически не случались вовсе. Что же это? Может, Альдебаран? Или родная Альфа Центавра? Иного обоснования мертвому властвованию охристо-багрового безмолвия в этой долине ослепленный Aгасфер не находил.
Глаза человека без имени выискивали контур смыкания небосвода с краем земли, мысленно вырисовывая четкие линии поверх знойного воздуха; засаленный край бесплодия по-настоящему бурлил. Насквозь заржавевший, но еще не отслуживший срок жизни перископ – глаза Aгасфера – со скрипом в жилах поворачивался то в одну сторону, то в другую, так и не цепляясь ни за что, что могло бы явить собой искомое. Ни высыхающие по десятому кругу кактусы, могильными камнями орошающие свое мертвецкое призвание по песочным хребтам дремлющего безумия. Ни громадные тени грифовых крыльев, веером из остриев бороздящие невидимые полосы по земле.
Внезапно он прозрел – словно сами погребенные с незапамятных времен мертвецы, чьим постоянным пристанищем стала стигийская почва этого котла преисподней, обезумев от шумливого топота Агасфера по жесткому суглинку, служащему проклятым душам покрывалом, вырвались на поверхность и дугой окружили его, приговаривая на ухо то, что он боялся принять как данное. Уставившись в растянутый до бесконечности обоих краев аквариум небесного мира, человек без имени наконец признал, что все это – и палящий Красный карлик, и бесплодные земли с караулящими их крылатыми невидимками, а также доносящиеся из-под земли неистовые вопли о помощи, вибрация которых заставляет трястись полные яда кактусы, – все это давным-давно стало одним единым, слилось в пронизывающее каждую частицу сплошное зло. Даже на секунду мелькнувшее у горизонта очертание человека в черном, преследуемого все это время Aгасфером, не разуверило его в подлинности вездесущего зла: оно хотело обмануть странника, показать, будто бы только человек в черном есть его конечная цель расправы, утаивая, что жаром замыленная вдали фигура – лишь один из многих ликов зла.
