Меня зовут Майк, я живу с мамой и Молли, нашей канарейкой. Пока весь мой мир – это наша квартира и часть улицы, которую я вижу из окна. Когда ты маленький вокруг одни запреты и правила – «нельзя» и «не могу», но мама говорит: «Это для твоей безопасности, мой милый, – или, – не хочу, чтобы что-то случилось с моим малышом». Мама знает как лучше для меня. Я просто жду – никто не бывает сразу большим.
Я люблю сидеть у окна, могу часами сидеть и смотреть. Кому-то может показаться, что это так скучно смотреть на одно и то же, как разглядывать один рисунок в книге и не листать страницы. Но это совсем не так, за окном не застывшая картинка, а фильм и нужно внимательно смотреть, отвернешься и обязательно пропустишь что-то важное.
И так герои моего фильма. Великан, он же дерево для всех остальных. Он не такой как мы, как пришелец с другой планеты. И я не могу прочитать его мысли, как бы не старался, как будто они написаны на чужом языке, таком сложном, что не выучить за всю жизнь. Иногда я думаю, что он может говорить со мной, если захочет, просто пока ничего важного нет, и он молчит. Он другой, но он всех понимает и мне кажется, он знает всё, что было и будет.
Напротив моего окна живет старик – просто обычный старый дом сказал бы кто-то невнимательный, но не я. Я люблю разглядывать его. Трещины на потемневшем от времени кирпиче, как морщины на старом лице, от земли вдоль стен тянутся густые ветви какого-то растения с темными листьями и маленькими белыми цветочками. Оно цепляется веточками, как тоненькими пальчиками за трещины в камнях и поднимается все выше, выше и выше к самой крыше. В доме никто не живет, окна и двери наглухо закрыты, как будто старик ждет специальных гостей, а пока просто спит, закрыв глаза.
У меня нет роли в этом фильме. У меня нет роли, потому что я режиссер, я сижу и управляю всем, что происходит, я главный.
***
Мимо окна пролетают птицы, иногда они садятся на подоконник, весело чирикают и смотрят на меня с любопытством. Я люблю смотреть на птиц, они вызывают восхищение и восторг, как чудо, к которому нельзя прикоснуться. Я знаю, что Молли тоже птица. И она похожа на птиц на улице, но она другая, всего лишь жалкое подобие, как копия, сделанная с работы мастера неумелой рукой.
Все в ней раздражает меня, и я хочу, чтобы ее не было совсем. Я смотрю на нее.
«Так нельзя смотреть, – говорит мама. – Малыш, ты пугаешь Молли, не смотри так, пожалуйста». Но я все равно смотрю, когда мама не видит. Я просыпаюсь рано-рано и иду смотреть, пока она спит, и я знаю, что причиняю Молли вред, просто мой взгляд – он как острые когти царапает ее. И я знаю – что-то плохое случится с ней, и она тоже это знает, и тоже смотрит на меня из своей клетки.
