Он был жалок, убог, печален.
Часто кашлял и шмыгал носом.
«Дурачок» – ему вслед шептали
Все подряд, и глядели косо.
Делал вид, что не обижался,
Был приветлив, учтив, радушен.
Притворялся, и улыбался,
Пропуская смешки сквозь уши.
«Смейтесь! – мыслил. – Смотрите сверху!
Я вас выше! Уж я-то знаю!
Ваш удел – мерить вашей меркой!
И за это я вас прощаю!»
Он бродил, незаметной мышкой,
В переулках, где меньше шума,
Спрятан в серенькое пальтишко,
Весь утоплен в каких-то думах.
По ночам кто-то роет норы,
В темноте, да в любвеобилии…
И, конечно, не видел город,
Как себе он построил крылья!
Он с балкона шагнул, готовый
Испытать остроту полёта,
И… взлетел! – словно лист кленовый! —
Для себя, а не для почёта.
Пролетел он над крыш хребтами —
Изголовьями спящих зданий —
И, за городом, над полями,
Всё парил, до зари до ранней.
Приземлился: устал. Снял крылья,
Положил их в мешок походный,
И обратно, в мир косорылья,
Пешим шагом, в свой дом высотный.
Вот, идёт… Под ногами травы
Намурлыкивают о вечном.
Травы правы, – конечно, правы! —
Что приветливы с первым встречным!
Птицы трелью трещат, ликуют:
Им неведом удел бескрылый;
Жрут червей, да и в ус не дуют!
Свет им божий – родной и милый!
Стадо мух пронеслось над носом,
Громко хлопая крыльев хором,
