Каждый раз, просыпаясь на своём месте в постели после ночного сна или полуденной дрёмы, мы с опаской смотрим внутрь самих себя, оборачиваемся и видим странные воплощения глубинных фантазий и мыслей, которые когда-то не давали нам покоя, но затем были спрятаны за нагромождением таких же новых переживаний. Когда мы мечтаем о спасении, когда мечемся в попытке найти облегчение, когда, страдая от неполноценности мира и сталкиваясь с реальными воплощениями желаний, испытываем горькое разочарование, мы приходим лишь к осознанию, что наше счастье может лежать только в глубине наших представлений о самой реальности. То, что мы ищем, всегда лежит не вовне, а внутри нас, глубоко-глубоко, под толстыми слоями предрассудков, иллюзий и бесполезных ожиданий.
– Мусор это всё, конечно, грязь и мусор! Вот если бы жили, как подобает живому существу, то и страданий не было. А так… вы меня слушаете? Сейчас я договорю, и пойдём. Где я остановился. – Начальник вытер отвисшие щёки ладонями и продолжил говорить. – А, ну и вот. Если бы жили не по-людски, а по сущности своей, ближе к природе и всему естественному и здравому, то и не знали бы даже о болезнях таких. Что это такое – он приподнял руку и уставился глазами в потолок, потёр ладонью. – Как же оно, неврастения эта ваша. Бред всё это, чушь, гниль и шлак всей цивилизации. Ведь раньше-то не знали про эти болячки.
– Не знали, – подхватил я.
– И хорошо было. А если и случались… случаи, то это ведь всего лишь… случайности. Смотрели на беднягу, жалели, говорили: «Зачем же ты столько думаешь? Зачем суетишься без повода? Сядь, отдохни, выпей воды, съешь булку, посмотри, как жуки по ветке ползают, а потом иди делать дела свои». И ведь я подчёркиваю именно последнее – свои дела, ведь когда ты только ими занят, то не замечаешь всего постороннего.
Смотритель шмыгнул, вытер платком испарину, выступившую на лбу, и посмотрел на часы.
– Уже нам пора идти. Так вот… – и мы вышли из кабинета и пошли по извилистым коридорам. Вышли на солнечный двор и устремились куда-то за дома, где ждал нас примечательный домик с отвесными стенами и гнилой дверью, однако с блестящим, видно было, новым навесным замком.
Мне доставляло некоторое удовольствие наблюдать за противоречивым Смотрителем. Он много говорил, почти всегда с жалобой, неудачно прикрытой недовольством и напыщенным гневом.
На полпути, минуя кабинеты, а затем шумные казематы с заключёнными, мы попали в необычное место. Впервые я не увидел здесь ничего тюремного, типичного и обыденного для столь необычного места. Большое здание из красного кирпича внушало ощущение космической беспомощности. Я чувствовал себя бесконечно малым в сравнении с тем, что ждало меня внутри. Мне представилось зелёное поле, цветущее под жарким солнцем. Я слушал ветер и дрожал под его мягкими дуновениями. Стебли колыхались и падали, чтобы снова подняться и упорно противиться ветру. Пустынный пейзаж отдавался тоской в душе, я лёг на землю и стал прислушиваться. Трава защекотала шею и лицо, я пригляделся между стеблями и увидел сотни муравьёв. Они сражались с жуком, который превосходил их по размеру и скорости. Однако муравьи продолжали нападать в попытке одолеть здоровяка. Я подумал, что в масштабах насекомого эта битва точно бы стала главным достоянием всего муравейника. Много лет оплакивали тех, кто погиб здесь. Героев почитали и уважали. Спустя поколения историю про побеждённого жука рассказывали личинкам. Легенда, миф, забвение. Муравейник пал, последняя королева оплакивала своих детей, прорытые лабиринты засыплет земля. Муравейник по прошествии лет зарос непроходимыми кустарниками.
