«…Внешне особенность состояния молодого человека выражалась в том, что он терял память, разум, возможность говорить. Однако уже к вечеру сын хозяина дома, куда наша экспедиция забрела для приобретения половины туши барана, залепетал на непонятном для всех языке, а после – впал в беспамятство. Оставив своего отпрыска на волю крепкого сна, алтаец всё же зарезал для нас животное, которое не на шутку взъерепенилось и, казалось, что в истошных его воплях слышались обрывки человеческой молвы <…> Когда же утром мы явились с благодарностью алтайцу за купленное мясо для сытного ужина, то с прискорбием узнали, что юноши, сына его, не стало. Он почил так и не прийдя в сознание.»[2]
Чадыр[3] располагался на окраине небольшой еланки. Как раз в том месте, где проходила граница между духами леса и их товарищами, обитающими под коркой льда в воде. Конусообразная крыша начиналась от самой травы и несколько метров тянулась в сторону звёздного неба. Кровлей служила древесная кора и мох, а вход выделялся линией света у порога.
Владелец этой земли называл бренных соседей «лесниками» и «водниками». Погруженные в личные заботы, каждый из них обитал в своей стихии. На контакт с людьми выходили по особым запросам, да и то – принимали не каждого. Но последние несколько суток их тарахтение было не унять. Девятибальными волнами, но не громче шума ветра меж вековыми кедрами, пересуды разливались по алтайской земле. Они проносились над бурлящей или еще замершей водой, пересекали непроходимую тайгу и незримыми потоками огибали высочайшие горы Сибири. И лишь немногие могли распознать донесения духов и не принять их за гул огня в печи, сквозняка или завывание бури за окном. В конечном счёте, обрывки заупокойной молвы прибило к хозяйскому порогу, что и вынудило его вернуться раньше времени.
– Май только начался! И чего вам не уймётся!
Хозяин подошёл к чадыру. Трава была покрыта изморосью и хрустела под массивными шагами.
– Знаете ведь, что полная луна слепит, и поэтому никакие обряды я не провожу! Будто без вас дел не хватает.
Шёпот скользил над травой, обвивал его стопы и рассеивался над поляной.
Мужчина открыл косую дверцу и склонился так, что между его ногами и туловищем образовался идеальный угол в девяносто градусов.
– Лесники, это вы что ли постарались? Ну даёте! – хозяин улыбнулся.
