Пролог
Она бежала из последних сил. Босые, разбитые в кровь ступни то и дело спотыкались о выступающие корни и камни. Остатки полотнища разорванной в клочья сорочки цеплялось за низкие ветки редкого кустарника. Из лифа, разодранного палачом, выглядывала белая, перепачканная кровью грудь с набухшими сосками.
В голове стоял гул от бьющего в виски пульса. Сердце бешено стучало, пытаясь вырваться наружу из тесной ловушки грудины. Пересохшее горло страшно саднило. Но даже крик не мог вырваться из растрескавшихся от жажды губ, только хрип и еле слышный шёпот:
– За что, Ричард, за что?
Собачий лай приближался; она чувствовала смрадное дыхание, вырывающееся из разгорячённых глоток лохматых преследователей. Ещё немного – и они нагонят её, довершат то, что не успел сделать палач. Может сдаться, упасть и принять смерть от острых клыков, позволить разодрать плоть на сотни кусков?
Если бы она была одна… но воспоминания о стуке сердца и шевеление под прижатыми к животу ладонями гнали дальше, заставляли искать спасение в глубине зеленеющего леса.
Где-то сейчас плачет рождённый два дня назад ребёнок – её малыш, – и она должна жить, чтоб найти и спасти его.
Она наконец-то достигла первых деревьев, слабая надежда шевельнулась в душе: даст Бог, псы не рванут за ней в лес, вдруг, им отдадут приказ возвращаться назад…
Может быть, Всевышний всё-таки вспомнит о ней, возможно, он пожалеет зачатое в любовном грехе дитя и не позволит лишить его матери…
Но видно Бог в тот вечер закрыл глаза на то, что происходило в графстве…
Горячая жгучая боль резанула ногу: собачья пасть сомкнулась, с хрустом ломая тонкую кость лодыжки.
«Ну, вот и всё… прости, малыш».
Несчастная согнулась, по привычке обхватив руками живот, и рухнула наземь, удерживаемая зубами крупного мастифа. Она закрыла глаза и приготовилась к смерти.
Вдруг пёс разжал пасть, выпуская перекушенную ногу и заскулил, в страхе прижимаясь к земле. Жертва погони почувствовала, как чья-то сильная рука схватила её поперёк талии. И в следующий миг беглянка взмыла вверх, очутившись среди густой кроны дуба. Не открывая глаз, она прошептала:
– Спасите, – но, услышав в ответ грозный рык, разомкнула веки, встретившись взглядом с парой красных светящихся глаз.
– Спасу! – и острые, как лезвие, клыки вцепились в горло поверх бьющейся голубой жилки, разрывая тонкую нежную кожу…
***
Изабель открыла глаза, не позволяя себе забыть то, что произошло несколько лет назад. Каждый день, методично прокручивая в голове события последнего месяца человеческой жизни. Она должна была помнить их до мельчайших деталей: голоса пытающих её людей, лица которых не могла видеть. Лица мучителей, чьи голоса так и не услышала, запах… Нельзя позволить стереться начисто кусочку человеческой памяти: не все ещё отомщены, не все заплатили по счёту, выставленному ею в день пробуждения, первого пробуждения в новой жизни…
