Пролог
Четверг, 11 января 1979 года. День
Москва, Ленинские горы
За огромным окном аудитории падал снег. Белые хлопья слетали с небес отвесно и плавно, как пух, покрывая грешную землю. Снегопад глушил веселые голоса студентов, затирал отдаленные шумы – и смыкался с гулкой тишиной аудитории.
Я неслышно вздохнул, словно боясь смахнуть колдовское безмолвие. В такие минуты разум отдыхает, выпуская на волю необузданные фантазии, причудливо искажающие реал, и ты поддаешься очарованию сказки.
Даже суровые мужи, окостеневшие циники, нет-нет, да и покосятся на высверки новогодней елки – а не домовой ли манит в темный угол, за блеск шаров и хвойную колючесть? Гирлянда ли мерцает ломким светом или зовущий огонек фонарика? И не на своды ли кроличьей норы падает его трепетный отблеск?
С сожалением я отшагнул, и легкий скрип паркета развеял тень чудес.
«Подлинная жизнь куда интересней воображаемой!» – мне почти удалось себя убедить, и ладонь скомкала влажную тряпку.
Мокрые полосы грубо стирали череду доказательств, выписанных на доске, замещая меловую белизну уравнений черной пустотой незнания.
«Не фиг тут поэтизировать, – усмехнулся я, щепетно отряхивая пальцы. – Тянет к высокому штилю? Лопату в руки – и марш снег расчищать!»
А вообще-то, нравится мне бывать на Физфаке именно в обеденный перерыв, в нестойкое отишие между парами.
«Еще бы тебе не нравилось! – фыркнул я, борясь с романтическим настроем. – Сам-то, небось, в полдвенадцатого налопался. Теперь можно и в вышних сферах парить!»
Громыхнула высокая дверь, пропуская Иваненко. Дмитрий Дмитриевич был с утра свеж и рассеян. Впрочем, как и всегда. Мозги у выдающихся особей рода человеческого не простаивают.
– Дим Димыч, здрасте! – поклонился я светским манером.
– О, Миша! – оживился профессор. – Как диссертация?
– Строчу, – мельком улыбнулся я. – М-м… Вы обедали хоть?
– Сыт, сыт! – нетерпеливо отмахнулся Иваненко. Сложив стопку журналов на столе, он жаждуще потер руки. – Ну-с, что интересненького надумали?
– Тахионный излучатель, – ляпнул я. – Или ускоритель, можно и так… Теорию, хоть и шаткую, подвел. Принципиальная схема ясна.
Лицо у Дим Димыча не вытянулось, как обычно пишут в романах, но умные глаза наполнились разочарованием.
– Миша, вы серьезно? – затянул научрук, выдавая нетерпеливую досаду. – А вам известно, что данный излучатель невозможен?
– Да, мне говорили, – спокойно ответил я. – У тахионов-де мнимая масса, их скорость всегда выше световой…
– Вы отлично выучили предмет, – перебил меня Иваненко, сдобрив голос желчью, – однако не усвоили главного: тахион нарушает принцип причинности! Перечитайте Терлецкого или Фейнберга. Не может следствие являться раньше причины, а у тахиона это сплошь и рядом!
