– Рехнулась? Немедленно убирайся, пока Одри тебя не заметила!
Я застыла не дыша за тяжёлой дубовой дверью, опасаясь малейшим шумом выдать своё присутствие. Гаррет сказал, что ему нездоровится и ушёл в разгар свадебного торжества. А я, как верная жена, последовала за ним, и, кажется, услышала то, чего слышать была не должна.
Рациональная часть меня требовала немедленно вернуться к гостям в роскошную гостиную родительского особняка. А другая умоляла остаться и дослушать.
Неспроста же Гаретт упомянул меня?
А главное, с кем он разговаривает?
– Но, ко-о-о-отик, – капризно протянул женский голос, – я так скучала. Решила лично тебя поздравить… Я же вижу, что ты не против. Ведь так?
По ушам хлестнул довольный мужской рык и предательский шелест одежды. Воздух застыл в лёгких. Сердце за секунду размотало на ошмётки.
Я стояла соляным столбом – с распахнутыми глазами, вцепившись ногтями в шелковистую ткань свадебного платья.
Отчаянно пыталась убедить себя, что ошибаюсь.
Может, я не так поняла?
Может, я просто перенервничала, и всё это мне лишь кажется?
– Глупышка, – хохотнул Гаретт, тяжело дыша, – от Одри мне нужны лишь денежки её родителей. Через месяц сиротка бесследно исчезнет, и ты сможешь как следует утешить несчастного вдовца.
Жестокие слова прилетели оглушающей пощёчиной. Израненное сердце пронзила насквозь острая игла, впрыскивая в кровь болезненный яд.
Дыхание превратилось в серию коротких, рваных всхлипов, а пальцы сжимали кружевную фату, ставшую теперь символом предательства.
Звон пряжки ремня стал последней каплей.
Колени подогнулись, из глаз хлынули слёзы. Я резко развернулась и бросилась по коридору, чувствуя, что проклятым голубкам сейчас не до меня.
Скорее добраться до лестницы! Минуя веселящихся гостей, их улыбки и поздравления! Желая забыть обо всём, что ещё час назад казалось великим счастьем.
А я-то, дура, поверила, что у меня снова появилась любящая семья!
Горло сдавило спазмом. Волосы растрепались, выбившись из идеальной свадебной причёски.
Плевать!
Ноги сами несли меня к спальне – единственному месту, где можно спрятаться.
Захлопнув за собой дверь, я судорожно втянула ртом прохладный воздух с приторными нотками белых лилий.
Можно было сидеть и ждать чуда. Надеяться, что я всё не так поняла.
А можно было действовать.
Я раненым зверем заметалась по комнате, хватая самое ценное: портрет родителей в серебряной рамке, тонкую цепочку с кулоном от мамы, защитный артефакт, подаренный отцом за день перед их загадочной гибелью и шкатулку с безделушками, которые можно выгодно продать.