День 27 мая был жарким и ясным. На Патриарших прудах кипела обычная московская жизнь – туристы фотографировались у памятника Крылову, студенты с ноутбуками занимали все столики летних кафе, мамы с колясками неспешно прогуливались по тенистым аллеям.
Лиза Макарова сидела в «Шоколаднице» с подругой, обсуждая новую коллекцию Balenciaga, когда небо над прудом потемнело. Не постепенно, как перед обычной грозой, а резко – словно кто-то накинул на солнце чёрное покрывало.
– Ого, – протянула Катя, отрываясь от айфона. – Дождик собирается.
Первые капли упали на асфальт, оставляя тёмные пятна размером с монету. Потом ещё. А через минуту с неба хлынуло как из ведра.
– Бежим! – крикнула Лиза, хватая сумку Bottega Veneta.
Посетители кафе ринулись под навесы и в помещения. Дождь был сильным, но обычным – тёплые майские капли, пахнущие пылью и листьями. Ничего особенного для Москвы.
Особенным было другое.
Над прудом, на высоте метрах в десяти от воды, висела светящаяся сфера. Размером с автомобиль, она пульсировала, переливаясь от золотистого к багровому. И именно из неё исходили молнии – не вниз, в землю, как положено молниям, а во все стороны, рассекая воздух зигзагообразными трещинами света.
Грохот был оглушительным. Каждая вспышка отдавалась в груди, заставляла дрожать стёкла витрин. Люди, укрывшиеся от дождя, теперь зажимали уши и пятились ещё дальше от воды.
– Что это такое? – кричала Катя, но её голос терялся в реве стихии.
Лиза не отвечала. Она смотрела на сферу, не в силах отвести взгляд. В переливах света чудились лица – древние, суровые, нечеловеческие. А в самом центре мерцало что-то тёмное, словно прорехь в ткани мира.
Сфера пульсировала всё быстрее, молнии сливались в сплошное сияние. Грохот стал невыносимым. А потом…
Тишина.
Дождь прекратился мгновенно, словно кто-то закрыл кран. Тучи растаяли, обнажив безоблачное синее небо. На асфальте ещё блестели лужи, но солнце уже начинало их высушивать.
Сферы не было.
На набережной, рядом с чугунной оградой, лежал человек.
Первым к нему подошёл охранник из кафе – крупный мужчина в чёрном костюме, явно бывший силовик.
– Эй, мужик, ты как? – позвал он, но не решился дотронуться.
Лежащий был стар – очень стар. Худощавый до изможденности, с выступающими рёбрами и впалыми щеками. Кожа покрыта пигментными пятнами и морщинами. Редкая седая бородка клочьями свисала с острого подбородка. Но самое поразительное – лысая голова была сплошь покрыта татуировками. Руны, символы, переплетающиеся узоры покрывали каждый сантиметр кожи от лба до затылка.
