Мощные лучи прожекторов выхватывали из сумерек людской поток. В сизой взвеси осеннего вечера глухо слышались чей-то кашель и брань. Очередь к выходу с территории завода тянулась от самой вахты до первого сборочного цеха. Сгорбившись, вжав голову в поднятый воротник, Сергей стоял в хвосте колонны. Он бездумно смотрел под ноги на грязную кашицу, чавкающую под редкими короткими шагами. Холодный, сырой туман проникал под куртку. Пальцы зябли в боковых карманах. Под выступающими скулами играли желваки. Толпа медленно двигалась к выходу. Наконец Быков оказался напротив окошка дежурного.
– Номер сто сорок семь, – произнёс он, не снимая респираторную маску, и вставил карточку пропуска в прорезь. Раздался тихий щелчок – из окошка снизу на лоток выпала синяя карта. Синяя карточка – не красная, – мелькнуло в голове у Сергея. Он сгреб карту и, пройдя сквозь ряды турникетов, вышел с территории завода. Сутулясь под дождём, побрёл по переполненной улице в крохотную комнатку в квартале для бедных.
Добравшись до своей берлоги, он вошёл внутрь и запер железную дверь. В каморке не было ничего лишнего. Всё освещал тусклый, местами погасший потолочный свет. Голые стены, выкрашенные в блеклый зелёный цвет, нагоняли тоску. На что-то получше у Быкова не хватило бы денег. Сергей, стуча зубами от холода, скинул ботинки и сырую одежду, рухнул на неприбранную постель.
Он лежал под тонкой простынёй, уставившись в потолок, пытаясь расслабиться, унять дрожь от озноба. Потом повернулся на бок, поджал колени. Выпрямишься – и ночью опять сведёт ноги. Закусив угол простыни, закрыл глаза, пытаясь уснуть. В черноте сомкнутых век мелькали неясные образы и лица. Быков старался мысленно вглядеться в них, но не успевал. Всё таяло, пропадало, сменялось на красные круги и пятна.
Красные пятна… Каждый вечер на вахте чья-то карточка меняла цвет. Красная – значит, ты без работы. В последнее время людей увольняли всё чаще. Автоматизация – страшное слово. Оно проникало в цеха, слетало с губ в редкие перерывы. Произносилось то шёпотом, то вырывалось гневным криком. Возникало повсюду: и в тёмных закутках, и на собраниях профсоюза. Скрипнув зубами, Быков зажмурился.
На следующее утро экстрактор выдавил на тарелку последнюю порцию пищи. Сергей чертыхнулся – порошки стоили всё дороже. Он уже забыл, когда покупал мясной порошок. Рецепты становились проще и скуднее, иногда он не менял их неделями. В шкафчике валялась на чёрный день полупустая упаковка концентрированных пилюль. Сергей сглотнул, на худой шее дёрнулся выступающий кадык. Одна мысль о том, что придётся снова пить эту дрянь, вызывала изжогу. Он сел за стол и, смотря в одну точку на стене, ел.
