Глава первая
По воле небес
Торжественно и светло в карельском лесу, когда ослепительный снег плотно укутывает деревья и землю. Лес преображается: от летних таинственных теней не остается и следа. Природа, устав за лето манить человека сумрачным волшебством, зимой становится проще и веселей.
Зверей и птиц в снег увидишь редко, если ты не охотник, а если заметишь кого – не пугай.
Вот белка-летяга махнула с сосны на сосну – только ее и видели. Не спится ночному зверьку, пополняет летние запасы съестного. Однако тяжело с прокормом в холода.
Возле куста боярышника тянутся по снегу чьи-то следы: похоже, заячьи; а рядом еще один след: определенно волчий. Не уйти косому от грозной погони. Впрочем, может и повезти. Удача – штука капризная, никогда не знаешь, кому выпадет. Вот белке-летяге повезло: скакнула по ветке к стволу – и увидела дупло, замерла, уставившись туда подслеповатыми черными глазищами. Прыгнула ближе – и там, в дупле, кусок сухого гриба разглядела.
Но что-то хрустнуло у земли – и белка сиганула в укрытие. Уютно, и мхом сухим устелено. Пустует жилище. Здесь бы и переждать опасность. Летяга – зверек осторожный, высунула мордочку и вниз смотрит, пытается понять, кто же беспокоит тишину зимнего леса: чувствуется, там человек.
Вязнущий в снегу человек точно знал – на удачу ему рассчитывать не придется. Движения его были усталые и неторопливые, ноги из снега он вытягивал медленно, словно нехотя.
Вот он остановился и плотнее запахнул шинель с оборванными пуговицами и вырванными под корень петлицами. Поднял голову и вгляделся в заснеженные верхушки сосен, похожие на причудливые облака, застывшие в глубокой синеве. Полной грудью набрав пахнущий морозной хвоей воздух, он вздохнул.
– Вперед, не останавливаться! – врезался ему в спину резкий окрик.
Тот, который приказал, был не один.
За человеком в порванной шинели на расстоянии шли двое: главный – политрук, сжимал в руке маузер. Рядом, неуклюже переваливаясь в снегу, шел красноармеец, держа наперевес винтовку-трехлинейку.
– Клюев, шагай живей! – скомандовал политрук.
Если бы притаившаяся в дупле белка-летяга умела мыслить, картина внизу стала бы для нее понятной с первого взгляда: того, в порванной шинели, ведут расстреливать. Но белке, умей она даже думать, не было никакого дела до происходящего под соснами; ее беспокоило родное дупло и пара бельчат, ждущих, когда вернется мать. Она схватила кусок гриба в зубы и сиганула на соседнюю сосну, а там дальше и дальше – и вот уже нет ее.
Тот, кого назвали Клюевым, заметил, как на сосне мелькнул беличий хвост; комок снега с потревоженной ветки сорвался и у самой земли рассыпался, оставив в воздухе искристый след: красота какая! Вот так барахтался и не видел ничего вокруг. И лишь в периоды затишья между боями удавалось иногда на минуту отвести взгляд от привычных солдатских шинелей и гаубиц и посмотреть на то, ради чего воюешь; а сейчас, когда жить осталось малость, больно смотреть на красоту земную и знать, что вот-вот она исчезнет. Так пусть все закончится поскорее, нечего из него жилы тянуть! Клюев повернулся к конвоирам, распрямил плечи и посмотрел им в глаза.
