Посвящается пианистке А. В. Ковалевой
Глава 1.
Тишина в Гималаях перед рассветом – это не отсутствие звука, а нечто вещественное, плотное и холодное. Она лежит в межгорных ущельях, заполняя их до краев синеватым, почти черным мраком. Воздух обжигающе чист и так разрежен, что кажется, будто ты дышишь осколками звезд, мерцающих в бархатной вышине с неестественной, ослепительной яркостью. Мир замер в ледяном, величественном ожидании.
И вот на востоке, за зубчатым хребтом, начинает тлеть первая, робкая полоска света. Она не светла, а скорее, чуть менее темна, чем все вокруг. Постепенно в ней просыпается пепел, затем перламутр, и вот уже по гребням далеких вершин пробегает первый, неуловимый розовый вздох. Он касается снежных шапок, и те отвечают ему смутным свечением, будто гигантские жемчужины, хранящие лунный свет, решили его отпустить.
Но главное чудо еще впереди. Солнце, невидимое, готовое родиться за стеной исполинов, вдруг посылает в небо свой первый шпиль – луч чистого, расплавленного золота. Он бьет в пик самой высокой горы, и она вспыхивает, как алтарь, зажженный для богов.
Этот огонь мгновенно и жадно перекидывается на соседние вершины. Один за другим, титаны, купавшиеся в тенях, начинают пылать. Ослепительно-белый снег становится розовым, а затем алым; скалы, черные и лиловые, проступают из мрака, демонстрируя свои многовековые морщины.
Свет не льется, а струится вниз, как жидкое пламя, медленно заполняя ущелья. Он тонет в них, но не исчезает, а выхватывает из тьмы детали: серебряную нить реки далеко внизу, складки ледников, похожих на застывшие реки, одинокую сосну на скалистом уступе.
И вот, наконец, появляется само светило – ослепительная, невыносимая для глаза дуга, а затем и целый огненный шар. Ночь отступает, сжимаясь в глубокие синие тени у подножий великанов. Гималаи предстают во всей своей грандиозной мощи: яростной, неумолимой и бесконечно прекрасной. Ледники сверкают алмазной крошкой, ветер, до этого спавший, просыпается и начинает свой вечный свистящий полет над безднами.
В этот миг понимаешь всю свою ничтожность и одновременно – невероятную причастность к чуду. Ты стоишь на краю мира, наблюдая рождение дня так, как его, возможно, видят лишь орлы и сами боги. Это не просто восход. Это титаническое движение планеты, смена циклов бытия, залитая золотом и огнем, – зрелище, которое не увидеть, а можно только пережить, затаив дыхание.
Представьте: вы стоите на открытой каменной террасе монастыря, затерянного высоко в горах. Воздух ледяной, прозрачный, как стекло. Внизу, в синеющей бездне ущелья, еще плавают клочья ночного тумана.
