Это было время, когда мир предстал совершенно другим. Время многополярного мира, перехода экономики на привычное импортозамещение.
Во все времена исторических взлетов и падений, человек мало меняется. Но сейчас, во второй половине последнего столетия, в постоянных кризисах люди ощутили усталость от идей и идеологий. Стала спадать пелена иллюзий и романтики, что раньше воодушевляло войны и революции. Потеряли опасную остроту массовые протесты, бунты – они не решали никаких проблем, и стали безопасны для власти. У граждан оставались только силы для того, чтобы напитать себя и устроить жизнь семьи.
Лопухов после окончания института попал на работу в некое министерство, устроился мелким клерком. Это было пугающее мрачное строгое здание сталинской постройки в квартале, где в основном громоздились официальные здания власти. Вход в них был по специальным пропускам со страшным гербом-крабом, и посторонние не могли проникнуть внутрь.
Министерство было всесильно и вездесуще – обслуживало оборону, плодило постановления по своей сфере деятельности, в том числе решало социальные вопросы населения, вбухивая в него всю пропагандистскую энергию. Оно учитывало каждую человеческую единицу, на которую начислялись посильные для власти крохи от бюджета.
Лопухов был из тех, кто в любую эпоху, бунтуя внутри, незаметно проживает свою жизнь, становясь безличным перегноем истории на фоне выпрыгивающих вверх вождей и знаменитостей, вошедших в мифы и легенды. Никак не мог привыкнуть к однообразному течению жизни: изнывал на работе в офисе, застрахованный постоянной скудной зарплатой. И всегда счастливо избегал различных бытовых опасностей.
В детстве он привык бояться отцовского ремня и умел ловко избегать экзекуции благодаря фантастическому умению приспосабливаться. У отца были гены предков, по которым проходили катки войн, постоянного страха перед басурманами, которые, бывало, пировали на живом помосте из пленников – наших лучших витязей. А также постоянный страх из того времени, когда в страшной ночной тишине воронкѝ-«маруси» проскальзывали к домам, после чего исчезали люди. Душа отца жаждала безопасной жизни, стабилизации. И в крови Коли Лопухова тоже остались гены папы.
В школе одноклассники насмехались над его пухлым видом и жирным задом, обзывая его «Джупарой», именем недавно появившейся ученицы – толстой косоглазой бурятки с рублеными чертами лица, его почему-то приклеили к ней.
Уже взрослым он по-прежнему ощущал грозное давление на себе неподвластной ему, как зима, внешней силы. И боялся ее, как отцовского ремня, прячась в офисе своего отдела, который ввиду не особой значительности помещался под сводчатым потолком подвала. Там за рядами столов справа и слева склонялись над «делами» смирные коллеги в вицмундирах, пишущие гусиными перьями, которые снова появились в ходу в результате импортозамещения.
