– Давай-ка, Петя, поддай! – Сергей Михайлович лежал на верхнем полке парилки, млея от удовольствия.
– У тебя праздник что ль, Михалыч? – Петр Афанасьевич чутка поддал.
– Тебе, Петя, не понять. Для тебя, деревенского человека, баня – это как душ для меня, городского. Для тебя – это житейская проза. А для меня – поэзия!
– Хе-хе. Загнул! Поэ-эзия!
– Эх, Петя! Я ж мечтал об этом дне последние лет десять, а, может, и больше! С тех пор, как купил этот дом, – расчувствовался Михалыч. – Чтоб зимой в сугроб прямо с парилки, чтоб морозец вот такой, как сегодня! Впервые тут зимую, ты ж знаешь!
– Да-а. Тут ты прав. До сих пор не могу поверить, что Настасья согласилась на зимовку!
– И я о том. У меня теперь каждый день праздник! Вот тебе: снег чистить – рутина. А мне – праздник! Дрова колоть: тебе – проблема. А мне – удовольствие!
– Хе-хе. Романтичный ты человек.
Погревшись, мужики вышли в предбанник и сели на лавку остыть. Накрытый столик в ажурной скатерке притягивал аппетитными разносолами. Гвоздь программы – «коньяк» трехступенчатой очистки охлаждался в сугробе. Для него время не наступило.
Михалыч повозил вениками в тазу, и перенес его в парилку.
– Давай-ка я тебя, Петя, попарю. Залазь на полок.
Начал он с того, что хорошенько встряхнул вениками, подняв их к самому потолку, где больше жара. Захватив ими горячий воздух, он стал опахивать Афанасича, не касаясь его вениками, от ступней к груди, и наоборот, разогревая остывшую кожу. Постепенно Михалыч похлопал самую малость, слегка касаясь листьями, затем провел веником снизу-вверх, и опять снизу-вверх, наращивая темп.
Афанасич не вытерпел прелюдии:
– Ласкаешь, как женщину! Давай, врежь, как следует! А то засну!
– Расслабься! Кто тебя еще так попарит?
– Да уж, так точно никто! Давай, наподдай жару!
– Ну смотри, сам просил! – и Михалыч плеснул на каменку. Душистый пар поднялся вверх, растекся по потолку и опустился на лежащего Афанасича. Михалыч захлопал сильнее. Он высоко поднимал веники, прижимал на пару секунд к телу, опять поднимал, и снова с силой прижимал. Затем снова поддал, и уже заработал вениками вовсю – сначала чередуя их, потом опуская на Афанасича одновременно.