– За что вы так со мной? – тихо спросила у повитухи, стоя около порога.
– Девочка, ты родила? Родила. На ногах стоять можешь? Можешь. Всё, проваливай, мне проблемы не нужны.
– Но куда я пойду с младенцем? – едва ли не прошептала, отчаянно стараясь сдержать слёзы.
– Раньше надо было думать, когда сынку графскому взаимностью отвечала, – отрезала женщина, имя которой я так и не смогла выведать.
Кто-то говорил, что она травница, кто-то – что самая настоящая колдунья.
– Вы же знаете, что это не так. Он меня…
– А ну тихо! – рявкнула повитуха, не давая договорить. – Хозяева сказали, что ты сама лезла, значит, так и есть. Скажи спасибо, что в монастырь не отправили.
– Можем мы остаться хотя бы на ночь? – я предприняла последнюю попытку. – На улице темно, незнакомый лес. Вдруг там водятся хищники?
– Ладно, только на одну ночь, а утром, ещё до рассвета, ты уйдёшь, – сдалась женщина. – Ложись на лавку. Ты худая, места хватит. А ребёнок пусть в корзине спит.
На тёплую благодарность меня попросту не хватило. Всё происходящее со мной напоминало страшный сон.
Только вот проснуться не получалось…
Положив сумку с вещами под голову, я укрылась старым покрывалом и погрузилась в воспоминания.
Ещё несколько дней назад я была дома, в съёмной однушке на краю Москвы. Пришла с работы, прибралась, приготовила нехитрый ужин и снова села за работу. Надо было подшить платье и отремонтировать пару молний. Завтра опять в мастерскую: небольшой павильон, который мы делили с Василием Павловичем, сапожником. Мечты об ателье разбилась ещё пять лет назад, когда заболел сначала отец, а через год мама. Все средства, отложенные на открытие собственного дела, ушли на лечение, но и этого не хватало.
Продажа квартиры, долги, огромный кредит… Но родителям это не помогло, оба сгорели пару лет назад, оставив меня совершенно одну. Василий Павлович ругался на меня, говорил, что я опустила руки и перестала мечтать. Но как продолжать витать в облаках, когда каждый месяц необходимо отдать банкам почти всю зарплату, а на оставшиеся копейки прожить целый месяц?
В тот злополучный вечер я как раз дошивала подол платья, когда почувствовала сильную боль в груди. Вызвав скорую и открыв дверь, я прилегла на диван, но очнулась не от приезда врачей и даже не в больничной палате, а в аду, чувствуя неимоверную, опоясывающую боль. И тихое бормотание пожилой женщины:
– Ещё немного осталось, не смей помирать! Ну же, тужься!
Даже затуманенным от боли мозгом я поняла, что от меня требуется. Напрягшись из последних сил, я почувствовала облегчение, а затем тихий детский плач.